Подъезжая к своему дому, Павел по очереди набирал номер
домашнего телефона и мобильник жены, но ни тот ни другой не отвечал. Он
выскочил из машины, даже не захлопнув дверцу, влетел в подъезд. Вызывать лифт
не мог — беспокойство, страх не позволяли ему ждать лишнюю секунду, и Павел
побежал по лестнице, спотыкаясь и перепрыгивая через ступеньки.
Дверь квартиры была не заперта.
Он толкнул ее и влетел в прихожую. В ту самую прихожую, где
всего несколько часов назад прощался с Леной. В прихожую, по которой накануне
он кружил ее, узнав счастливую новость.
Ничего не напоминало здесь о тех безвозвратно ушедших
благополучных временах. Стены, пол — все было забрызгано кровью, и кровавый
след тянулся в сторону ванной комнаты.
Павел пробежал по этому следу, распахнул дверь ванной — и
застыл на пороге. Все здесь было залито кровью, а занавеска возле ванны была
задернута. Нарядная пластиковая занавеска в цвет кафеля, по которой плыли
рядами голубые дельфины.
Он хотел отдернуть эту занавеску — и не мог заставить себя
сделать это, потому что уже знал, что увидит за ней.
Но потом подумал, что она, может быть, еще жива, что она
истекает кровью и ждет помощи…
Он отдернул занавеску и издал хриплый, беспомощный крик,
которым кричит раненое животное.
То, что лежало в ванне, уже не было его женой. Хотя это были
ее волосы, ее губы, ее лоб, который она так смешно морщила…
Только вчера!
Если бы можно было перевести часы на двадцать четыре часа
назад! Хотя бы на шесть часов! Он остался бы дома, защитил бы ее от всего мира,
и ничего этого не случилось бы!
Павел сидел на полу и бился головой о край ванны.
Здесь его и нашел непосредственный начальник, подполковник
Старостин.
Одним взглядом оценив обстановку, он нахмурился и гаркнул
командным голосом:
— Майор Лосев! Встать!
Это подействовало.
Павел словно проснулся. Он поднялся, огляделся вокруг,
словно впервые видел эту ванную комнату, эту мертвую женщину и этого рослого
седого человека, своего начальника.
Старостин вывел его из квартиры, усадил в свою машину и
отвез в управление. Там Павлу вкатили слоновую дозу успокоительного, и на
какое-то время он впал в ступор.
В таком заторможенном состоянии Павел присутствовал на
похоронах жены. Хоронили ее в закрытом гробу.
Только через неделю Павел смог относительно членораздельно
разговаривать.
И тут же попал на допрос.
Оказывается, в тот день погибла не только Лена.
Женщина-политик, за чью безопасность Павел отвечал,
подъехала к офису адвоката на набережной канала, вышла из машины в
сопровождении своего секретаря и направилась к дверям. Но не успела она пройти
и половины расстояния, как из проходного двора, того самого проходного двора,
который должен был контролировать Павел, вышла высокая девушка в темных очках и
длинном светлом плаще. Она распахнула свой плащ, под которым оказались два
коротких десантных автомата, и почти в упор расстреляла обоих — и депутата, и
секретаря.
Валя Елисеев, который находился в подворотне, выскочил на
выстрелы, но успел заметить только промчавшийся мотоцикл, на который вскочила
киллерша.
— Объясните, Лосев, почему вы бросили доверенный вам
пост? — сухо и брезгливо осведомился председатель следственной комиссии
полковник Вычегдов.
— Николай Николаевич, — вступился за подчиненного
Старостин, — ведь вы знаете, какую трагедию пережил Лосев в тот день…
— Это не может служить ему оправданием! — проскрипел
Вычегдов. — Сотрудник нашего управления ни при каких, я повторяю — ни при
каких обстоятельствах не может оставить свой объект без прикрытия! Это железное
правило!
— Но я попросил Самойлова заменить меня… — проговорил
Павел тусклым, безжизненным голосом. Ему на самом деле было совершенно
безразлично, какое решение примет комиссия. Ему вообще все теперь было
безразлично.
— Самойлова? — ухватился за его слова Старостин. —
Давайте выслушаем майора Самойлова…
Но Самойлов, явившись на следующее заседание комиссии,
начисто опроверг слова Павла. Он утверждал, что никакого разговора между ними в
тот день не было.
— Ты что, Леха! — На этот раз возмущение и обида
пробили панцирь, за которым укрылся от жизни Павел. — Как же ты можешь?
Ведь ты тогда пообещал мне помочь, прикрыть объект…
— Мне тебя очень жаль, Павлик, — проникновенно
проговорил Алексей, сочувственно наклонив крупную голову с ранними
залысинами. — Ты мне друг, конечно. Но я даже ради тебя, даже ради нашей
дружбы не могу лгать своим товарищам, лгать комиссии. Прости, но не могу.
Знаешь, как говорят — Платон мне друг, но истина дороже.
Павел вскочил и схватил Самойлова за воротник.
— Сволочь! — кричал он сквозь злые слезы. —
Сволочь, как ты можешь так врать?!
Двое прапорщиков с трудом оттащили его от бывшего друга. Тот
скорбно смотрел светлыми, почти прозрачными глазами, потом переглянулся с
начальством и развел руками.
— Вот видите? — Вычегдов взглянул на Старостина. —
Ваш сотрудник майор Лосев не только недисциплинирован, не только
безответственен до такой степени, что способен из-за личного дела оставить
доверенный ему пост — он даже на заседании нашей комиссии способен устроить
отвратительный дебош!
— Но, Николай Николаевич, — пытался защищать его
Старостин, — он только что пережил такую трагедию…
— С этим тоже не все ясно, — продолжал Вычегдов своим
скрипучим голосом. — Как Лосев узнал о нападении на жену?
— Она мне позвонила… — еле слышно проговорил Павел.
— Факты этого не подтверждают!
Оказалось, что в памяти мобильного телефона Павла звонок
жены не зафиксирован. Ленин же телефон бесследно пропал.
— Кроме того, само это преступление выглядит очень
подозрительно. В квартире Лосевых ничего не пропало, а на месте преступления
нет никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков самой потерпевшей и ее мужа,
майора Лосева…
Павел еле пережил эту комиссию.
Старостин сумел добиться того, что, учитывая его тяжелое
моральное состояние, против Павла не возбудили уголовное дело, но из органов
его уволили.
Несколько месяцев он жил в каком-то бреду, в каком-то
тумане, никакие сигналы из внешнего мира до него не доходили. Единственное, что
он как-то осознал — через неделю после завершения работы комиссии ему позвонил
Старостин и рассказал, что Алексей Самойлов погиб в автомобильной катастрофе.
— Странная была катастрофа, — говорил бывший начальник,
понизив голос. — В его машину врезался грузовик… водитель скрылся, а
грузовик числился в угоне…
