Дверь за его спиной скрипнула.
Павел обернулся и увидел на пороге комнаты невысокого лысого
мужчину с выпуклыми, чересчур яркими темно-карими глазами. Павел сразу узнал бы
его, даже если бы не встречал совсем недавно на приеме. Это был не кто иной,
как миллионер и политик Илья Борзовский.
— Сядьте, мистер Камински! — проговорил Борзовский, с
любопытством разглядывая Павла. — Сядьте, а то моя охрана нервничает. Как
вы понимаете, нас видят. Видят, но не слышат. Наш разговор не слышит никто,
кроме нас с вами.
Павел снова почувствовал, что все повторяется, повторяется
почти дословно. Он опустился в кресло, взглянул на Борзовского и спросил:
— Что вам от меня нужно? Зачем меня сюда привезли, причем
привезли против воли? Ведь это похищение человека, преступление…
— Давайте отбросим эти глупости… похищение — это для
безобидных обывателей, а вы профессионал. Для начала мне хотелось бы знать, кто
вы на самом деле. Ведь Дуглас Камински — это псевдоним. Я это понимаю, сам живу
здесь под псевдонимом, но все же… Мои специалисты проанализировали вашу
английскую речь и установили, что вы, несомненно, русский. Так что мы можем с
вами говорить на родном языке. Итак, кто же вы такой?
— Дуглас Камински, — ответил Павел с натянутой
улыбкой. — Боюсь, вы меня с кем-то путаете.
— Да Бог с вами! — Борзовский поморщился. — Не
больно-то и хотелось. Камински так Камински. Собственно, вы интересуете меня
постольку-поскольку. Крутитесь возле моей жены, суете всюду нос, а я этого не
люблю. Так на кого же вы работаете? На ФСБ? Нет… мои люди провели расширенный
поиск и не нашли вас в базе этой достойной организации… разве что вы из какого-то
сверхсекретного отдела, подчиняющегося лично Патрушеву…
— Уверяю вас, вы ошибаетесь!
— Хотя ведете себя как профессионал, как опытный сотрудник
спецслужб… ну уж не обижайте, удовлетворите мое любопытство: на кого вы
все-таки работаете?
— А что иначе? Вы будете меня пытать?
— Да что вы, дорогой мой! — Борзовский брезгливо
поморщился. — Как вы могли так подумать? Я просто переговорю со своими
английскими друзьями, и вас выдворят из страны. В двадцать четыре часа. А вы,
мне кажется, не закончили еще своих дел. Так что ваше руководство, кем бы оно
ни являлось, будет разочаровано. Поэтому лучше не ссорьтесь со мной и
поделитесь информацией. Возможно, это будет взаимовыгодно…
— А вы умеете вести переговоры! — Павел усмехнулся.
— Еще бы! В этом секрет моих успехов… итак, на кого же вы
работаете?
— На частное лицо… — проговорил Павел после недолгого
раздумья. — На достаточно влиятельного человека, который хочет выяснить,
кто устранил Литовченко. И должен сразу сказать — вы находитесь в списке
подозреваемых.
— Вот удивили-то! — Борзовский негромко
засмеялся. — В чем только меня не обвиняли — от роста цен на нефть до
глобального потепления! А уж в убийстве Литовченко — это и сомневаться не
приходится!
— А это не так? — Павел внимательно следил за лицом
собеседника, ожидая его ответа.
— Разумеется! — Подвижное лицо Борзовского скривилось,
правая бровь иронично приподнялась. — Скажите на милость, да зачем мне его
убивать?
— Например, для того, чтобы повесить его убийство на своих
политических противников, или, что более вероятно, из-за собранного им
компромата…
— Нет, дорогой мой, вы точно сотрудник спецслужбы! —
Борзовский снова рассмеялся. — Вы мыслите в точности как офицеры
спецслужб, да еще как голливудские сценаристы: для тех и других главное в
истории — тайные досье, секретные данные, шифровки… в жизни, друг мой, все
гораздо проще! Когда какой-нибудь западной фирме нужно навести справки о
российском бизнесмене или политике — она не будет обращаться к бывшим
сотрудникам ФСБ или разведки, она обратится к серьезной адвокатской или
консалтинговой конторе, и та за несколько часов и за вполне умеренную сумму
подготовит исчерпывающее досье. Впрочем, там, откуда вы приехали, многие мыслят
такими же голливудскими категориями и верят в страшную силу секретных досье.
Так что я не мешал Литовченко заниматься сбором компромата на российскую элиту.
Он мне нисколько не вредил, напротив, был даже полезен — его можно было
использовать как пугало для некоторых зарвавшихся чиновников. А насчет того,
чтобы повесить его убийство на кого-то из противников, — это полный
абсурд: вы же видите, что я сам оказался в списке подозреваемых! Нет, дорогой
мой, его смерть была мне невыгодна!
Вдруг в кармане у Борзовского зазвонил мобильный телефон.
Он недовольно поморщился, поднес трубку к уху.
Лицо его вытянулось, стало еще более озабоченным. Он
отключил телефон и бросил Павлу:
— К сожалению, я вынужден вас ненадолго покинуть. Дела,
знаете ли. Но наш разговор не окончен, и вам придется меня дождаться. Вам
принесут чай или кофе…
Не дожидаясь ответа Павла, Борзовский стремительно покинул
комнату. С улицы донесся звук отъехавшей машины, и снова наступила тишина.
Павел опустил голову и задумался.
Если Борзовский говорит правду — он действительно не
заинтересован в смерти Литовченко. Если, конечно, он действительно говорит
правду… но можно ли ему верить?
Пока Литовченко собирал материалы для своей скандальной
книги о московских взрывах — опальный миллионер, несомненно, охотно оплачивал
его счета и позволял заниматься своими расследованиями. Однако когда он понял,
что Литовченко, живя за его счет, просто-напросто собирает за его спиной
компромат на известных российских бизнесменов и политиков, чтобы использовать
его для банального шантажа, — он мог здорово разозлиться. Особенно если
Литовченко накопал что-то и на него самого. Да и без того Борзовскому не
хотелось, чтобы его имя связывали с именем шантажиста.
Разозлиться — да, но настолько ли, чтобы убить?
Самое естественное — он мог отказать шантажисту в
гостеприимстве, прекратить выплачивать ему ежемесячное содержание, оплачивать
жилье. Мол, если занимаешься своим собственным грязным бизнесом — так и живи за
свой собственный счет. Но убивать Литовченко ему действительно было совершенно
невыгодно, потому что это убийство легко могло быть связано с ним самим.
Скотленд-Ярд — организация серьезная и неподкупная: если какие-нибудь следы
приведут к беглому русскому миллионеру, дотошные англичане эти следы непременно
найдут и, если даже не предъявят ему обвинение в убийстве за отсутствием или
недостаточностью улик, запросто могут лишить его политического убежища, а это
для Борзовского равносильно смерти…
Павел поднял голову и прислушался.
В воздухе чувствовалась какая-то напряженность. Шестое
чувство, которому он привык доверять, которое не раз спасало ему жизнь,
предупреждало его об опасности.
Вдруг за дверью раздались какие-то встревоженные голоса,
негромкий вскрик, затем послышался звук, как будто на пол упало что-то тяжелое,
и снова все стихло.
