– А может, он расплавился, – задумчиво произнес Генрих.
Дверь в кабинет вновь отворилась. Вошла Ева с бокалом вина. Она была уже навеселе, ее пристрастие к спиртному начинало беспокоить братьев.
– Мальчики, вы что-то совсем позабыли о гостях.
– Ева, побойся Бога! Какие гости?! Ты помнишь, по какому поводу мы сегодня собрались? – Генрих подошел к сестре и взял из ее рук бокал. – Девочка, тебе уже хватит набираться. А то ты сейчас пойдешь и предложишь собравшимся немного потанцевать.
– Ой-ой-ой! Какие у вас скорбные лица. Можно подумать, что вы до сих пор не можете смириться с кончиной папаши!
– Послушай, Ева, – Генрих слегка встряхнул ее за плечи, – ты случайно не помнишь, куда делся перстень с черным камнем, который отец всегда носил на левом мизинце?
– Понятия не имею! А вы что, все еще не можете до конца поделить его наследство? Да это колечко, как я думаю, не стоит и ста марок.
– Перестань нести чепуху, – повысил голос Вилли. – Этот перстень – семейная реликвия.
– Хороша реликвия! Реликвией семейства Браун является еврейский перстень!
– Ева, нам сейчас некогда препираться с тобой, – Вилли начинал раздражаться. – Ты пьяна, и в такой день это возмутительно…
– Спокойно, Вилли, спокойно! – Генрих попытался остановить брата и вновь взял Еву за плечи. – Детка, а откуда ты знаешь, что это перстень евреев? Тебе папа что-то рассказывал о нем?
– Ничего он мне о нем не рассказывал. Я сама прочитала…
– Прочитала? – Вилли тоже оторвался от кресла. – Где? Где ты могла об этом прочитать?
– Да в этих бумагах, что принесли из папиной конторы. Из его сейфа. Такая небольшая стопка. В ней была коричневая папка. Вот ее я и открыла.
– Что это были за бумаги, Ева?
– Какие-то записи, по-моему, по-русски. И их немецкий перевод. Во всяком случае, мне так показалось.
– Где эти бумаги? – в один голос спросили Генрих и Вилли.
– Я не помню. Надо поискать…
– Ева, это очень важно, ты должна немедленно найти их. – Генрих старался скрыть волнение. – Понимаешь?
– Хорошо, я потом их поищу…
– Не потом, а сейчас же!
– Хорошо, когда приедем, я поищу.
– Откуда приедем? Куда ты собралась ехать?
– Да вы что, совсем забыли, что мы должны ехать на кладбище, навестить родителей? Все уже собрались. Вы ехать-то собираетесь?..
Вереница людей в темных строгих костюмах растянулась вдоль кладбищенской аллеи. Когда все собрались у входа в семейный склеп Браунов, служитель отпер замок. Генрих вошел первым. Здесь пахло тленом, пылью и цементом. За ним последовали братья, сестра, еще несколько человек. Маленькое помещение не могло вместить всех пришедших, и большинство предпочло остаться снаружи. Солнце начинало садиться, его лучи пробивались сквозь мозаику стрельчатого окна. Генрих думал: нужно ли ему, как нынешнему главе клана, что-то говорить или можно обойтись скорбным молчанием. Он решил промолчать. Вошедшие неловко переминались с ноги на ногу.
В центре аккуратно забетонированного пола находилась большая каменная плита, в которую были врезаны четыре металлические кольца.
«Дверь в забвение, – грустно подумал Генрих. – Придет время, и этот камень поднимут для меня. Нет, нет, об этом и думать пока не стоит. А что, если поднять эту плиту и поискать перстень? Может, и в самом деле он нам поможет?»
Он посмотрел на Вилли. Их глаза встретились, и Генрих готов был поклясться, что брат думал о том же.
* * *
Действительно, Вилли сам завел этот разговор.
– Послушай Генрих, – они возвращались в одной машине, и Вилли выглядел задумчивым. – Возможно, это идиотизм, но мне решительно хочется проверить, не остался ли этот перстень на пальце отца.
– В таком случае в этой машине едут сразу два идиота…
Герман по очереди посмотрел на обоих.
– Только не берите меня в свою компанию. Это святотатство! И какие основания нарушать покой отца?
– А вот проверим, – сказал Генрих. – Я бы хотел сначала посмотреть бумаги. Думаю, наша сестричка припрятала их на всякий случай.
По возвращении братья вновь оккупировали кабинет Фридриха фон Брауна. Ева обрадовала их и действительно притащила тонкую коричневую папку.
– Вот здесь, – начала она, было, – есть и оригинал, и…
– Послушай, детка, мы сами разберемся. Отправляйся в гостиную, ты же теперь за хозяйку дома, – Генрих спешил быстрее отделаться от сестры.
Ева сделала обиженную гримасу и вышла.
Генрих, слегка волнуясь, открыл папку. В ней были две тонкие стопки бумаги, прошитые и опечатанные. Братья склонились над столом. Один сшив исписан ровным красивым почерком на непонятном языке. Скорее всего, на русском. Второй, безусловно, был немецким переводом. Знак апостиля свидетельствовал, что перевод точно соответствует оригиналу.
– А ну-ка, читай вслух, – велел Генрих младшему брату и откинулся на спинку кресла. Тот послушно взял немецкий текст:
– Я, Георгий Карлович Рутке, служил в Департаменте криминальных дел писарем при следователе Небувайло, и в 1834 году протоколировал следствие по делу о дворянине Боярове, совершившего смертоубийство князя Юздовского в ходе запрещенной государем императором дуэли на пистолетах. Причиной дуэли явился перстень, якобы принадлежащий христопродавцу Иуде и обладавший магическими способностями, в наличии которых я впоследствии убедился и о его истории разузнал много столь же невероятного, сколь и интересного, о чем постараюсь правдиво рассказать в ходе дальнейшего повествования…
Когда чтение было завершено, за окнами уже смеркалось. В кабинете Фридриха фон Брауна повисла тишина. Первым ее нарушил Вилли:
– Я очень любил в детстве авантюрные романы и сейчас слушал, как захватывающую книгу… Неужели это все правда?
Герман откашлялся.
– Выглядит все достаточно логично. Последовательно и достоверно. И потом, оба текста официально заверены… Не похоже на обычную фальшивку…
– А удивительное везение отца началось как раз после его возвращения из России, – сказал Генрих. – Только перстенек этот не очень хороший… Тут вот еще одна дописочка имеется…
И, достав из папки еще один листок, показал братьям. Все сразу узнали почерк фон Брауна.
– Послушайте! – Генрих водрузил на нос пенсне и стал читать своим ровным, лишенным всяких эмоций и интонаций голосом:
– Я не знаю, кто станет читателем этих бумаг. Скорее всего, один из моих сыновей. Кем бы он ни был, считаю своим долгом заявить: так называемый перстень Иуды убедил меня в том, что сатана есть! А коли так, то есть и Бог! И существование второго страшит меня более, чем существование первого, ибо Бог никогда не простит мне даже непреднамеренного вступления под знамена своего антипода. Я хотел, но так и не смог избавиться от этого проклятого перстня. Завещаю сделать это тому, кто сегодня читает сии строки…
