Герман машинально крутил перстень и вдруг еще раз попробовал надеть. Совершенно неожиданно это ему удалось без всякого труда. От удивления он даже вскрикнул. И тут же стал быстро примерять – перстень легко надевался: на мизинец, на безымянный, на средний…
– Вы видите?! Похоже, он расширился!
– Невероятно! – воскликнул Вилли. – Как такое может быть?
– Да нет, наверное, у тебя просто руки вспотели, – выдавил из себя Генрих. Глаза у него приобрели испуганное выражение.
– Попробуйте сами, – произнес Герман. Но из этой затеи ничего не вышло: перстень мертво сидел на среднем пальце и не снимался.
– Да что за черт!
– Сейчас не время поминать нечистого, – одернул Вилли.
Герман раз за разом дергал кольцо, но безуспешно.
– И что мне теперь делать? – спросил он у старшего брата.
Но тот медлил с ответом. Он явно был растерян. Но все же взял себя в руки.
– Ничего не делать, – наконец вымолвил Генрих. Пожалуй, впервые за многие годы он не чувствовал себя главным в семье.
– Теперь ты стал хозяином перстня и, если верить всей этой писанине, в семью должна вернуться удача. От тебя требуется одно: никогда с ним не расставаться и никому не передавать.
– Вы, значит, начнете богатеть, преуспевать, а проклятый Богом Герман по-прежнему будет ждать от вас подачки, – младший хитро смотрел на братьев.
– Разве тебя кто обижал? – Вилли навалился грудью на стол. – Может, тебе не хватало на твоих девочек и всякие железки? Ты в чем-то нуждаешься сейчас? Хочешь, бери на себя производство аэропланов – работы хватит на всех.
– Э, нет! – Герман по-прежнему улыбался. – В производственных делах я вам не помощник. Вот летать я люблю. Можете взять меня испытателем. Но деньги мне нужны уже сейчас!
– Получишь. Сколько тебе? – сказал Генрих, доставая чековую книжку.
Глава 2
Неудачный полет
Декабрь 1917 г. Россия, Восточный фронт
«Ньюпорт» пробежал, подпрыгивая на неровностях полевого аэродрома несколько сотен метров, набрал взлетную скорость, и Герман как всегда безошибочно определил, что неуклюжий биплан с крестами на крыльях и волчьими мордами на фюзеляже готов оторваться от земли. Привычным движением он плавно потянул штурвал на себя.
Земля резко ушла вниз, словно провалилась под колесами шасси. В лицо ударила холодная упругая струя встречного воздуха. Он почувствовал восторг от ощущения полета, которое за много лет так и не стало обыденным. Самолет набирал высоту. Внизу расстилались едва припорошенные снегом желтые квадраты полей, черные полоски лесополос, ровные линии траншей переднего края. Черный кожаный шлем и большие очки-консервы делали пилота похожим на марсианина, а развивавшийся за спиной черный метровый шарф свидетельствовал о его склонности в пижонству. Так оно и было.
Больше всего сорокапятилетний капитан германских военно-воздушных сил Герман Браун любил в этой жизни производить впечатление на женщин и летать на самолетах. Той и другой страсти он отдавал все свое время уже много лет. И в любви, и в пилотировании он знал толк и достиг, казалось, совершенства. И в том, и в другом он считался знатоком и специалистом высочайшего класса.
В специальной записной книжке отражались победы Германа. В первую часть заносились имена дам, павших жертвами его мужского шарма и неукротимого напора – Марта, Грета, Ирена; рядом стояла дата победы и ее пикантные подробности. Во второй части встречались другие имена: «Бристоль 20», «Альбатрос», «Фоккер»… Здесь описывались победы над разными моделями аэропланов, которые ему пришлось осваивать: их особенности, достоинства и недостатки… На фронте он стал записывать и результаты воздушных боев, которых у него было ровно десять.
Однажды эта книжка случайно попала в руки его товарищей – военлетов. Обе части имели большой успех. Потом у Германа часто просили ее полистать. Он охотно давал, комментировал отдельные записи, живописал интересные моменты. Это касалось и женщин и самолетов. Он дарил телефоны особо знойных особ и подсказывал, как выходить из пике на «Альбатросе» или стрелять из синхронизированного с винтом пулемета «Фоккера». И то и другое было полезным.
Капитан Браун был всегда при деньгах: Генрих и Вилли держали слово и снабжали его необходимыми суммами. Это не составляло труда: корабль клана Браунов вновь уверенно шел правильным курсом, тысяча или несколько тысяч марок были брызгами пены, вылетающими из-под его мощного форштевня. К тому же Герман любил иногда напомнить братьям, кто является обладателем перстня Иуды и от кого зависит благополучие семейства.
Герман обладал широкой и щедрой натурой: охотно давал однополчанам в долг и никогда не напоминал о необходимости его возвращения, частенько устраивал вечеринки с изысканной закуской и отличной выпивкой. Он считался душой общества, любимцем авиаотряда. Но это была только видимость. Капитана не любили, и он знал почему. За непомерную гордость, заносчивость, злые шутки и розыгрыши, постоянные подтрунивания… К тому же капитан был скор на руку. Однажды за какую-то провинность он на глазах всего отряда избил стеком своего механика, да так, что выбил ему глаз! Браун был в такой ярости, что его едва оттащили от несчастного ефрейтора. Разразился скандал. Но деньги помогли его погасить. Ефрейтор был уволен и сразу же приобрел дом в Мюнхене и маленькую пивную. Говорят, что потом он не только не проклинал своего обидчика, но даже охотно рассказывал об этом происшествии.
Сам Герман нисколько не переживал по поводу отношения товарищей. Плевать, что не любят, зато побаиваются, завидуют и уважают как прекрасного пилота, не раз демонстрировавшего свое превосходство в воздушных сражениях. И еще он знал, что ему нечего бояться в воздухе и на земле: перстень-талисман надежно охранял крепкое тело и мятежную душу! Если раньше он посмеивался над верой братьев в семейную реликвию, то теперь никогда не расставался с ней. И не только с ней. В летном планшете, под сложенными картами, всегда хранились листы русского текста и его немецкий перевод как свидетельство достоверности чудодейственной силы перстня. Здесь же было краткое описание того, как он попал к отцу, а от него и к братьям Браунам. Он считал, что чудесная история должна иметь документальное подтверждение. Герман был убежден, что эти реликвии могут обладать какой-то непонятной, но несомненной силой.
«Ньюпорт» капитана Брауна набрал высоту и устремился вперед – туда, где серые русские шеренги зарылись в глубокие черные окопы. Его развивавшийся на ветру черный шарф и оскаленные волчьи морды по бокам фюзеляжа должны быть хорошо известны этим копошащимся внизу людишкам. Потому что он не раз вступал в воздушные бои над передним краем: однажды застрелил русского пилота из маузера, второй раз – колесами сломал крыло вражеского самолета, и тот, беспомощно вращаясь, упал вниз и разбился.
Сегодня Герману предстоял обычный разведывательный полет, не предвещавший сколь-нибудь серьезных осложнений. Обстановка на восточном фронте в феврале восемнадцатого года несколько стабилизировалась. Вот сейчас он пролетит над вражескими позициями, произведет фотосъемку и сможет возвращаться обратно. Но нет – капитан Браун спланирует и промчится вдоль окопов, роняя вниз маленькие, шестикилограммовые бомбы. Он увидит, как серые шинели станут забиваться в щели, прикрывая головы руками, как несколько смельчаков начнут палить в него из своих длинных винтовок. Но что они смогут сделать ему, Герману Брауну?! Он знал, что неуязвим. Именно он был одним из немногих пилотов в полку, который вылетал на задания, не прикрывая снизу свою задницу тяжелой сковородой.
