Всего неделю назад генералы Корнилов и Каледин выбили красных из Ростова. По слухам, генерал Корнилов собирает под свое крыло устремившееся сюда русское офицерство, не желающее мириться с властью большевиков. Латышев приготовился к тому, что столица Дона будет наводнена верными присяге командирами, патриотически настроенными казаками, лучшими представителями интеллигенции. По крайней мере так писали газеты, так шептала молва, на это надеялись все, кто не принял хамскую власть. Латышев даже жалел, что Усков, свято верящий в Корнилова, не захотел окунаться в водоворот событий, а сославшись на усталость, предпочел отправиться на родину, в Тамбов.
Увы, вопреки молве, политическая жизнь в этом городе отнюдь не бурлила. Ни ярких митингов, ни готовых к самопожертвованию офицеров, ни курьеров с толстыми пакетами планов свержения ненавистного режима. Все также разъезжают на лихих пролетках властные купцы в котелках и при дорогих тростях, работают рестораны, казино, дома терпимости. Озабоченно снуют по засыпанным грязным снегом улицам мещане, студентики, реалисты, степенно вышагивают с портфелями служащие. Бежит на табачную фабрику Асмолова или Парамоновскую крупорушку замордованный жизнью рабочий люд, привычно побираются на перекрестках профессиональные нищие. Словом, идет обычная жизнь обычного провинциального города.
Убедившись, что в самом Ростове делать нечего, Юрий Митрофанович попросился в военный грузовик и направился за двадцать верст в столицу Донского казачества – Новочеркасск. Вот здесь было шумно, людно, вот сюда съехались не только российский генералитет, но и многие политики, снискавшие себе определенную известность: Львов, Федоров, Шульгин, Родзянко, Струве. Здесь часто бывал создатель и Верховный руководитель Добровольческой армии генерал-адъютант Алексеев.
Разыскав штаб добровольческой армии, Латышев в поисках капитана Самохвалова начал мучительные хождения по коридорам и ожидания у дверей кабинетов. Какие-то люди начинали с ним беседовать, изучать документы, потом куда-то убегали, их меняли другие. Кто-то знал Самохвалова и обещал тут же его привести, кто-то напротив – никогда о нем не слышал и утверждал, что такого офицера в штабе нет.
Через два часа уставший и озлобленный Латышев примостился на подоконнике в тупике одного из коридоров и стал разминать последнюю папиросу. Он понимал: вся эта бестолковщина – первый и самый верный признак того, что дела в добровольческой армии обстоят не самым лучшим образом.
«Какого дьявола понесло меня на Юг, – с раздражением думал Латышев. – Надо было попробовать пробраться в Питер к родителям, перехватить у них какую-нибудь сумму и уехать за границу! Ничего из попыток сбросить большевиков не получится! Пропала Россия!»
– Заскучали, друг мой? Не удается найти нужного человека в этом бедламе? – услышал Юрий Митрофанович чей-то хрипловатый голос.
Он повернул голову. Рядом стоял невысокий человек в парадном мундире с золотыми капитанскими погонами, перепоясанный портупеей с большой кобурой для смит-вессона. Круглое лицо, нос картошкой, светлые глаза, ровный пробор в соломенных волосах. Вид у него был простецкий и добродушный.
– А вот и он, то есть я. Капитан Самохвалов Михаил Семенович, – представился он, приклеивая к пухлым розовым губам папиросу. Потом чиркнул спичкой и поднес ее Латышеву.
– Бьюсь об заклад, вы только что с фронта. Как вас зовут, милейший?
– Капитан Латышев, – ответил с едва заметным поклоном Юрий Митрофанович. – Вы правы. Я действительно только прибыл. Но как вы узнали?
– Очень просто. Погоны срезаны, значит, товарищи заставили, а они особенно свирепствуют в действующей армии. И маузер через плечо… Такие вольности позволяют себе только на германском фронте. Тут обычному капитану просто негде взять такую машинку. Да и там, кстати, тоже. Рискну предположить, что вы отличились и получили его в награду!
Латышев изумленно развел руками.
– Точно! У меня к вам рекомендательное письмо…
Он полез за отворот шинели.
– Наверняка от полковника Безбородько, – рассмеялся Самохвалов.
И видя, что капитан окончательно потерял дар речи, пояснил:
– Во-первых, он любит канитель с такими бумажками. Во-вторых, обожает дарить оружие со своего плеча. А в-третьих, не так много людей могут направлять мне рекомендуемых…
– Да вы просто Шерлок Холмс!
– Иногда приходится, – кивнул капитан и принялся читать письмо.
– Все совершенно ясно и предельно понятно! – сказал он через минуту. – И цель, и мотивация, и смысл просьбы не дают повода к вопросам. Сейчас я только продумаю некоторые детали…
Они сделали несколько затяжек, и Латышев из вежливости спросил:
– А вы здесь давно? Наверное, освоились?
– Второй месяц. Уже разобрался, что к чему. Жду, когда все это кончится.
– Простите, не понял… Что кончится?
– Да нет. Это я так… Мысли вслух. Не обращайте внимания. Человек ведь не отвечает за свои мысли. Хотя иногда мы его и заставляем это делать…
– А вы, простите, чем занимаетесь? – поинтересовался Латышев. – Если, конечно, это не секрет…
– Помилуйте, какие тут могут быть секреты? – Самохвалов внимательно, пожалуй, даже изучающе, посмотрел на Юрия Митрофановича.
– Я работаю по линии контрразведывательного обеспечения безопасности фронта и тыла.
Латышева несколько покоробило. Особистов в армии не любили.
– Вижу, вам неприятна моя профессия? – прямо спросил капитан, продолжая изучать вновь прибывшего. – Очевидно, приходилось сталкиваться с контрразведкой?
– Однажды. Год назад. Когда дезертирство только начиналось.
– Я полагаю, теплых чувств от знакомства с моими коллегами у вас не осталось?
– Вы совершенно правы.
– Это издержки, которые есть в любой профессии. На них не стоит обращать внимания. А суть нашей работы – распутывать опаснейшие преступления: заговоры, диверсии, шпионаж… И преступники у нас изощреннейшие! Шерлок Холмс перед ними бы спасовал.
– Неужели?
Контрразведчик снисходительно усмехнулся.
– Конечно! Ну, вспомните профессора Мориарти. Это же просто бесхитростный и неумелый ребенок! Хотя у нас тоже не получается размышлять с умным видом, играя на скрипке. Нашу работу в белых перчатках не сделаешь. Много грязи, много.
Латышев промолчал.
– А вы зачем здесь? – вдруг остро глянул Самохвалов.
– Это допрос? – раздраженно спросил Юрий Митрофанович.
– Зачем же так? – в голосе Самохвалова прозвучала обида. – Обычный человеческий интерес.
– О господи, Михаил Семенович! Я приехал сюда потому, что именно здесь и должен быть русский офицер, если хотите, по зову чести и совести. В конце концов, я надеюсь, и вы – русский патриот.
