– Софка, иди сюда, теперь ты понадобилась!
Петр думал, что женщине будут разъяснять ее задачу в предстоящем налете, и удивился, когда, зайдя в комнату, она принялась сноровисто расстилать постель, потом, не стесняясь жадных мужских взглядов, стала неспешно раздеваться, как бы нарочно выставляя напоказ крепкое белое тело: чашеобразные груди, слегка раздавшуюся талию, широкие бедра…
Может, на кухне она приложилась к бутылке и с пьяных глаз все перепутала? Но оказалось, что нет. Оставшись, в чем мать родила, Софка залезла под одеяло, и к ней завалился Гном, остальные, не обращая на них внимания, продолжали выпивать, закусывать и вести бессвязный разговор, в котором ограбление Гофмана переплеталось с десятками других тем и страстными вскриками Софьи.
Сделав свое дело, Гном вернулся к столу, а в постель нырнул Скок. Снова скрип пружин, снова, может, искренние, а может, притворные крики хозяйки…. Потом освободившееся место занял отдохнувший за время ночлегов на полу Игнат. Софка привычно заохала, будто завела сначала грамофонную пластинку.
«Притворяется», – понял Петр.
Освободившись, Игнат вышел в сени проводить Гнома со Скоком. Оставшись за столом в одиночестве, Петр задумчиво крутил стакан. Что-то в происходящем ему не нравилось, напоминая тщательно разыгрываемый спектакль. Но он никак не мог понять, в чем дело…
– Ну, Седой, иди, что ли? – хрипло позвала Софка.
Действительно ненасытная!
Плеснув немного на донышко стакана, он выпил, закусил сочной, хрустящей капустой. Идти? Не идти? Все равно никуда не денется – ночь впереди…
– Что ты там возишься? Долго тебя ждать?
– Да иду, иду…
Но когда он залез на Софку, оказалось, что в ней так мокро, аж хлюпает.
– Пойди вымойся!
– Давай так, а то надо воду греть… Или пойди, запали керосинку…
Настроя на «так» у Петра не было. Выйдя на кухню, он поставил разогревать кастрюлю с водой и, удивившись, что долго нет Игната, выглянул в сени.
Гном, Скок и Игнат тесным кружком стояли у выходной двери и, почти сдвинув головы, о чем-то шептались.
– Что-то ты быстро отстрелялся, Седой! – хохотнул Гном. – А мы заболтались. Все, разбегаемся!
– О чем базарили? – спросил Петр, когда они остались одни.
Игнат пожал плечами. Он явно чувствовал себя неуверенно: прятал глаза и почему-то то и дело придерживал карман галифе.
– Да так… Через неделю пойдем на дело. Гном нам волыны даст! Может, потом нам их насовсем оставит…
Петр не поверил его словам так же, как недавно не поверил искусственным воплям Софки.
– А чего ты за штаны держишься? – спросил он. – Что у тебя там?
– Да нет ничего…
– А ну, покажь!
Преодолевая сопротивление, Петр залез товарищу в карман и… обнаружил там две пачки денег. Таких же, как недавно получил сам, даже потолще.
– Что это?!
– Это… Это доля моя. Гном сменил гнев на милость.
– С чего вдруг?
– Не знаю. Нам же еще работать вместе… Может, не хочет ссориться…
– А-а-а… Ну, тогда все ясно…
Ясно было Петру только одно: дело ясное, что дело темное. Но какая-то несвойственная семнадцатилетнему пацану мудрость не позволила высказать свои сомнения вслух.
Глава 2
Фарт Седого
Первым делом он купил себе новый костюм – серый, в едва заметную темную полоску. К нему почтительный продавец подобрал белую и бледно-розовую рубашки и два галстука. Затем последовали коричневые штиблеты из гладкой, будто лакированной кожи, черное драповое полупальто и черный котелок. К этому наряду очень подходил перстень с черным камнем. Посмотрев на себя в зеркало, Петр оторопел: перед ним стоял удачливый купец, или преуспевающий чиновник, или фартовый налетчик. Заявись так на Нижне-Гниловскую, там все лопнут от зависти!
У спекулянтов возле Старого рынка Петр купил подходящую по размеру кобуру, отрезал крышку и теперь носил «браунинг» на поясе под пиджаком – чтобы удобней выхватывать.
А вечером он отправился в «Донской Яр», где собирались самые козырные тузы Ростова. По крайней мере так говорил Пыжик. И Софка подтверждала, надеясь, что он возьмет ее с собой. На хер нужно – в Тулу со своим самоваром!
Ресторан располагался на Тургеневской, недалеко от квартала красных фонарей. К ярко освещенному входу то и дело подкатывали пролетки и экипажи, солидного вида швейцар радостно встречал дорогих гостей. Седой для солидности тоже прибыл на лихаче, дал ему двадцатку и велел ожидать сколько потребуется. Потом неторопливо, уверенной походкой зашел в зал, ярко освещенный электричеством. Похожий на генерала метрдотель услужливо предложил ему столик в углу:
– Весь зал на ладони, а вот, рядышком, черный выход! Если вдруг патруль или облава, я сразу же предупрежу…
Петр понял, что его принимают за налетчика, которым, как ни странно, он на самом деле и являлся. Короткое пребывание в городе сделало его совсем другим человеком!
Он осмотрелся. Здесь собралась явно богатая публика, многие мужчины с резкими манерами в упор рассматривали вошедшего, словно оценивая – чего он стоит. Разряженные дамы в мехах и сверкающих украшениях томно курили тонкие, с золотым ободком папироски и незаметно стреляли в него быстрыми прощупывающими взглядами.
Неподалеку, за практически пустым столиком, сидела перед бокалом розового шампанского молодая девушка в облегающем красном платье с открытыми плечами, длинных – по локоть, красных перчатках, между пальчиками зажат длинный черный мундштук с незажженной голубой папиросой. Большие красные губы, огромные черные глаза, загадочно блестящие из-под длинных ресниц.
«Красивая какая! – отметил Петр. – Мне к ней и не подступиться!»
– Могу предложить настоящий коньяк, черную икру, жареные грибы, антрекоты из говядины, – мелким бесом рассыпался официант – молодой рыжий парень с ровным пробором посередине головы.
– Икру не надо, она мне в деревне надоела. А все остальное – неси!
Рыжий улыбнулся шутке насчет икры и деревни, которая на самом деле была не шуткой, а чистой правдой – во время нереста ресторанный деликатес, который в Нижне-Гниловской называли по-простому – «рыбьи яйца», был в станице основным и единственным блюдом и стоял всем поперек горла.
Через несколько минут стол Петра был заставлен закусками, а посередине стоял пузатый графинчик с чайного цвета жидкостью.
– Рекомендую, настоящий дагестанский, двадцать лет выдержки, – прошептал на ухо официант, наполнив длинную, расширяющуюся конусом рюмку.
Коньяк Петр никогда не пил, только слышал о таком благородном напитке. Да и все остальное… Сейчас он будто попал в другой мир. Изысканные яства, коньяк… Горожане живут впроголодь, перебиваясь картохой, брюквой, винегретом, изредка куриными яйцами и совсем редко едят мясо. А пьют самогон, причем далеко не лучшего качества. Да и одевается основная масса граждан совсем по-другому… Значит, он не такой, как все, он принадлежит к другой касте – касте избранных!
