– Чего-то ты, Седой, не по масти шишку держишь! – процедил он. – Знаешь, кто я?
Левую руку Петр положил на скатерть и барабанил пальцами по крахмальной скатерти. Перстень отражал свет желто-красными колючими лучиками.
– Только что узнал, Милка сказала. А ты меня откуда знаешь? – правой он чуть повернул ствол пистолета. Теперь если пальнуть, то пуля пробьет столешницу, расколотит тарелку и угодит прямиком Мерину в живот.
– Болтают про тебя, в газетах расписывают – вот откуда! – голубые льдинки рассматривали перстень, скользнули по невозмутимому лицу Петра, потом остановились на тарелке, которую должна будет разбить пуля. Настроение у Мерина изменилось, Петр почувствовал, что от него исходит волна страха.
– Вижу я, ты оголец фартовый, только старшим надо уважение оказывать! – сказал пахан, чтобы не «потерять лицо». – Гному привет! Наше вам с кисточкой!
Развернувшись, он вернулся к своему столику и принялся что-то бурно обсуждать с товарищами.
– Давай уйдем от греха! – сказала Милка. – Да спрячь ты свою волыну!
Петр сунул оружие в кобуру.
– Посидим еще. А то подумают, что я испугался…
– Да брось! Поехали ко мне. У меня есть краска для волос, я быстро превращу тебя в цыгана…
Петр подумал, посмотрел на Мерина и его приятелей. Те мирно пили, закусывали и не собирались предъявлять ему никаких претензий.
– Ну, ладно! Если в цыгана, то поехали…
Но до покраски головы в этот раз дело, конечно же, не дошло. Мила жила на втором этаже, в доходном доме купца Девятникова, с фасадом, украшенным статуями и затейливой лепниной, с запирающимся гулким подъездом, где шел ремонт, мраморными ступенями и чугунными литыми перилами в виде веток с листьями, цветами и сидящими на них птицами. Две большие высокие комнаты отапливались титаном, из кранов в ванной шла горячая вода. В огромные окна была видна оживленная Садовая, по которой в обе стороны носились пролетки, и стук резвых копыт проникал сквозь двойные рамы. Откуда у Милки такие деньги? С какого неба они падают?
На фоне этой роскоши, убогая квартирка Софки казалась просто рыбацким сараем. А ее хозяйка по сравнению с Милой напоминала неказистую, дочерна просмоленную рыбацкую кайку рядом с белой прогулочной яхтой. Мила быстро разделась, оставшись в розовых фельдиперсовых чулочках и розовом кружевном белье, причем не забыла надеть лаковые туфли на высоком каблуке. От нее пахло чистым телом и тонкими духами, да и фигура могла дать сто очков вперед начинающей полнеть Софье.
– Нравлюсь? – подбоченясь и кокетливо изогнув стан, спросила она. – Ну-ка, покажи, как ты умеешь раздевать женщин…
– Гм… Конечно, умею, – не очень уверенно произнес Петр. Но тут же безнадежно запутался в цепких крючочках ее бюстгальтера.
Девушка заливисто смеялась.
– Какой ты неуклюжий, Седой! Ладно, сам раздевайся, ложись на кровать и закрой глаза, я тебе сюрприз устрою…
Петр добросовестно опрокинулся на спину и зажмурился, ожидая, что Мила оседлает его, как это делала Софья.
– Не подглядывай! – звонко распорядилась Мила.
И хотя она не принимала позу наездницы, в следующий миг самая чувствительная часть его тела испытала совершенно новые, незнакомые, но, несомненно, очень приятные ощущения… Не понимая, в чем дело, он открыл глаза. И увидел двигающуюся голову Милы там, где ей совершенно нечего было делать, ибо ничего съестного у него внизу живота не находилось… Однако девушка, азартно урча, лизала и как будто пыталась проглотить то, что, как он раньше думал, совершенно для этого не годилось. Петр не знал, как реагировать на происходящее, а потому откинулся на подушку и поплыл по волнам наслаждения…
Утром, когда Петр оделся и собрался уходить, Мила взяла его за рукав.
– Подожди, дружочек, а тити-мити? – она быстро потерла большой палец об указательный. – У меня тут не богадельня!
Тон у нее был строгий и требовательный, от вчерашнего милого кокетства не осталось и следа.
– Денег дать? – не ожидавший такого оборота, Петр извлек из внутреннего кармана портмоне. – За ночлег, что ли?
Милка криво усмехнулась.
– Да нет, дружочек, не за ночлег! За другое! За кайф, что ты от меня словил…
– А-а-а, – наконец, он понял, с какого «неба» ей падают деньги, и удивился: Софка довольствовалась выпивкой, закуской да продуктами для хозяйства. Иногда ей подкидывали немного «на булавки» – и она была вполне довольна.
Расстегнув туго набитый портмоне, он достал пачку купюр.
– Сколько?
Мила выхватила всю пачку, отобрала половину, потом половину оставшейся половины, а четвертую часть нехотя вернула ему.
– Тебе, как земляку – скидка…
«Ничего себе, цены!» – подумал Петр, но виду не подал. А вслух спросил:
– Можно я к тебе еще приду?
Она умехнулась еще раз, вытянула сложенные трубочкой губы.
– Будут тити-мити, пожалуйста!
Седой вздохнул. Такие деньги, к которым привыкла Милка, рядовому члену банды не заработать. Значит… Неожиданно в голову пришла интересная мысль.
– Будут, – сказал Петр.
И повторил уже уверенней:
– Будут! Только надо с тобой о фартовом деле побазарить… Хорошую долю хочешь? Тогда надо будет подмогнуть мне маленько…
* * *
В затрапезном домишке на Старопочтовой его ждала бурная встреча.
– Ты куда пропал?! Мы думали, тебя уголовка замела! – возмущался Пыжик. – Так у нас не делают! Ты теперь не сам по себе, ты в компании! Мы за кентов держимся, друг друга защищаем…
Седой издевательски усмехнулся.
– Я помню, как ты меня у грека защищал, – в груди клокотала ярость. Он с трудом сдерживался, чтобы не пристрелить подлого предателя. То и дело он мысленно видел, как на лбу Игната проступала кровавая рана, словно он уже пустил в него пулю.
– Хватит попрекать, я не нарочно! Так вышло… Гном меня простил!
Пыжик отмахнулся и решил «перевести стрелки». Он внимательно осмотрел новый наряд подельника.
– Зачем ты так вырядился? Зачем? Чтобы чекистам глаза рвать?
– Чтобы шлюх приманивать! – поправила хмурая Софья. – Начал по кабакам шляться – съезжай с моей хаты!
Только об этом Седой и мечтал. Низкие потолки давили, упирающиеся в землю окна угнетали, запах сырости раздражал… Но еще рано…
– Да ладно, – примирительно улыбнулся Петр. – Ну, загулял, с кем не бывает? Давай лучше, Игнат, в картишки перекинемся…
Он знал, что ему повезет, так и случилось: к вечеру Пыжик проиграл все свои деньги. И радостный Петр опять отправился ночевать к Милке.
Через два дня пришел Гном, назначил «дело» на завтра. Окончательно обговорили план.
