– Я им должен устраивать панихиду… – повторил
Клебанов. – Лично к тебе у меня злобы нет, но вот ваши шараги…
– А это наш министр себе в башку девять граммов загнал
или ваш? – вкрадчиво спросил Данил. – Шараги, говоришь? Между прочим,
наркотой мы не торгуем. Пенсионеров ради квартир не душим. И пятиклассниц в
эскорт не загоняем.
– А все остальное?
– Остальное? – Данил говорил спокойно. –
Представь себе такую картинку: были овечки, был вокруг них двухметровый забор,
были пастухи с двустволками и волкодавами. Потом пришел новый председатель
колхоза, пастухов разогнал, собак перестрелял, а забор за бутылку продал на
дрова… Пришли волки. Может, их и следует стрелять, только не кажется ли тебе,
друг ситный, что волки тут явление вторичное, а вина лежит прежде всего на
председателе? Хоть он сам со всех трибун серых разбойников и поносит последними
словами…
– Ну, эту философию мы слышали…
– А ты можешь другую предложить? – спросил
Данил. – Можешь? Может, ради светлого будущего нас всех стоит
перестрелять? Только если ты завтра хлопнешь черного губернатора Фрола и моего
непосредственного начальника Кузьмича, на их место моментально встанут в первом
случае Слон, во втором – какой-нибудь Мильков. Их тоже? Так это ж до
бесконечности может тянуться, и придется тебе положить столько народу, что
свихнешься, не дойдя до половины очереди…
– Значит, следует окончательно отдать вам все на откуп?
– Чуть-чуть не так, – сказал Данил. – Взять
все самое лучшее… не лыбься, самое лучшее. В конце-то концов, где были бы
работяги, не купи Фрол завод? А? Отсечь самый откровенный криминал, а в
остальном – ну, смириться, что ли, амнистию объявить, предупредить, что уж
впредь-то, при малейшем прегрешении… Нет другого пути, поздно. А максимализм –
он только в розовой юности хорош… Либо будем налаживать жизнь с теми, кто есть,
либо, в самом деле, бульдозерами жмуров в овраги грести. Вот только не захочет никто
в овраги, и начнется такая войнушка, что обезлюдеет одна шестая… Понимаешь, все
упирается в разумный компромисс, это в сказках выбираешь меж добром и злом, а в
жизни тебе постоянно приходится меж двух зол болтаться… И так, чтоб вечно
оставаться посередине, не бывает, хоть ты тресни.
– А интересно, что бы ты на моем месте делал? –
Клебанов спросил это без всякого ехидства.
– Я тебе скажу так, – сказал Данил, – я бы
покрывал своего генерала. Из той самой корпоративности и ради чести мундира.
Покрывал бы, воруй он, бери взятки, копай он клады в свободное от работы время.
Но если бы он пошел через кровь, пусть даже стороною, я бы закусил удила. Все
стерплю, кроме крови. Стрелять надо только в ответ. А уж если бы мой генерал
вдобавок подставил меня, как тебя с Чечней, если бы он спалил в печурке все,
что я накопал, а меня – и со мной неизвестное количество будущих жмуров, в
перспективе, – загнал в расход в буквальном смысле, а не в бухгалтерском…
Я бы и с чертом закорешился, лишь бы приложить его мордой об стол… Вот такая у
меня философия. Не самая, понимаешь ли, гуманная и передовая, но на большее не
способен, в чем честно и подписываюсь… Хочешь, я тебе облегчу задачу? Еще по
одной?
– Не будем пока…
– Как хочешь, – спокойно пожал плечами
Данил. – Так вот, я уже накопал достаточно, чтобы более-менее представить
картину. Я ее тебе набросаю щедрыми мазками, в стиле импрессионистов, ты слушай
и корректируй… Лева Костерин пришел к кому-то из ваших бонз. У него были
хорошие отношения со многими вашими, от генералов до лейтенантов и ниже, он,
насколько я теперь понимаю, жил с вами в симбиозе, как Юлиан Семенов со
столичными женералями. Рассказал, что прослышал о кладе и готов сдать его в
доход государства, но просит пособить в борьбе за его законные двадцать пять
процентов. Признаться, здесь версия раздваивается, появляются варианты. Либо он
с самого начала угодил на кого-то гнилого, либо гнилой подключился уже потом. В
общем Бортко был в курсе. Потому ты моментально и развил бурную деятельность,
едва узнал об убийстве Ивлева. И киосочек ваш не зря торчал под окнами у
Светланы… Ты, парень принципиальный, поначалу всерьез задумался, не я ли
прознал про клад и решил отхватить его целиком… Потом ты, правда, прослышал про
Есаула и начал кое-что соображать. Допускаю, понял уже, что кто-то из ваших
верхов тоже воспылал страстью к червонцам. Только «гнилушка»-то ваша приметила
твою бурную деятельность и при первом удобном случае занесла в списочек на
Чечню… Ну? Пожидаев это или Скаличев?
– Скаличев, – сказал Клебанов, не глядя на него.
«А все-таки я молодец», – сказал себе Данил. И спросил:
– Насчет «Кинг-Конга» я все правильно просек?
– Почти. На генерала Глаголева пришел тяжелый
материальчик – соучастие в хищениях в период пребывания за рубежом, контакты с
криминалом через дочку…
– Откуда материал? ФСК? То бишь ФСБ – по-новому?
– Нет, – сказал Клебанов. – Бортко мне так и
не сказал, откуда.
– Я ж говорю – дипломат… Значит, кто-то хотел его
вашими рученьками утопить?
– Очень похоже, – сказал Клебанов. – Только
след был дохлый. Не знаю, что там у него было за бугром, но мы быстро
разобрались, что Светлана на связную, да еще с серьезным криминалом, никак не
тянет. А о младшей разговор всерьез и начинать глупо. Что я в рапорте и
изложил. И получил головоломку от Скаличева. Он требовал…
– Подгонять факты под гипотезу?
– Можно и так сказать… – грустно усмехнулся
Клебанов.
– То есть козла отпущения он уже приготовил?
– Да. Из вас его было бы гораздо затруднительнее
сделать.
– Ну, уж вашему Скаличеву мы не по зубам… – не без
законной гордости сказал Данил. – Но ведь не Скаличев пускал Есаула в
работу?
– Конечно, не он, – Клебанов помолчал и, словно
бросаясь в холодную воду, махнул рукой. – Коли уж пошел разговор… Скаличев
не рискнет руководить прямой уголовщиной. Кишка тонка. Не берусь гадать, как он
поступит, если другого выхода не будет, но пока что, судя по всему, что я о нем
знаю, он всего лишь приготовил какой-то ход, позволивший бы ему выступить в
роли открывателя клада. Двадцать пять процентов на одного можно получить и без
мокрого… Младший брат у него – майор морской пехоты. Пенсионер. Твоего
возраста. Подобрать еще парочку надежных мужиков – и можно опередить любых
охотников за сокровищами.
– Юлия Озеровская – тебе такое имя что-нибудь
говорит? – спросил Данил.
– Конечно. Костерин и про нее рассказывал. Я думаю так
– Скаличев ее возьмет, когда она прилетит. Она собиралась прилететь… Все можно
сделать чисто. Как ни крути, вынос статуэток из музея даже не нужно п о д в о д
и ть под кражу – это и есть классическая кража. Отмазок у нее здесь нет. Можно
предложить сделку, на одной чаше весов – свобода и, возможно, какая-то
крохотная доля, на другой… И в тайгу пойдет братишка Скаличева. Никакой
мокрухи…
– Если не считать, что тебя загоняют в Чечню, – хмыкнул
Данил.
