– У вас не хватит духу совать иголки под ногти…
– Великий немой заговорил, вот чудо-то… – нехорошо
усмехнулся Данил. – Насчет иголок сущая правда. Не смогу. Но пинать вас по
сытой роже у меня духу хватит. Более того, мне это доставит несказанное
удовольствие, мне будет приятно слушать, как вы воете и скулите, я вас прицеплю
к батарее и буду мудохать просто так, ни о чем не спрашивая… – кажется,
его трясло. – Потому что ненавижу сук, которым все мало, сколько ни
подавай…
Каретников отшатнулся, вжался в дверцу. Данил остановил
машину, рванул дверцу на себя, любимый заместитель дернулся в другую сторону, к
рулю, пискнул, вырвал петлю – но Данил выволок его наружу, сбил с ног и в
слепой ярости принялся пинать наугад, пока не опомнился. Отступил на шаг,
тяжело дыша, стиснув в кулак потянувшуюся к пистолету руку. Достал сигарету,
сломал, зажмурился, досчитал до десяти и тогда только сунул в рот другую.
Погода была прекрасная, в небе белели редкие облачка, похожие на мазки краски,
вода играла искрами, тайга вокруг, просвеченная солнцем, выглядела мирно, и казалось
посреди пахнущей хвоей тишины, что все живы, что приснился дурной сон…
На земле завозился, застонал Каретников. Потянул к лицу
скованные руки. Физиономия у него, отметил Данил со злобной радостью, была
расквашена на совесть.
Данил поднял его за шиворот, оттащил в домик, где
по-прежнему стояла полутьма, прищелкнул к батарее. Там все еще валялась пустая
бутылочка из-под газировки и бинты в жестких бурых пятнах, оставшиеся после
Липатова.
– Я ничего не собираюсь доказывать, а вам нет смысла
оправдываться, Максим, – сказал он, успокоившись. – Я бы мог,
конечно, долго и логично объяснять, как у меня зародились подозрения, как они
копились до критической массы… Зачем? Мы же профессионалы, в самом-то деле.
Только вы могли утаивать информацию по «иранскому следу». Только вы могли
складывать в стол все мои запросы в «Кольчугу». Только вы могли стукнуть Логуну
о моей минской командировке. Только вы, один из немногих, знали, где проходит
электрокабель к «Кедрачу». Только вы могли убрать от «Кедрача» наших парней. Только
вы могли установить заряд в туннеле. Это аксиомы… Да перестань ты размазывать
кровь по морде! Кости целы, переживешь…
– И все равно ничего не докажете…
– Максим, а вы идиот… – с чувством сказал
Данил. – Я думал, вы дурак, а вы идиот… Что я вас, в суд потащу? Здесь же
и кончу…
– Это расстрельная статья. Я офицер действующего
резерва.
– Правда? – усмехнулся Данил. – Интересно,
кто докажет, что это не вы покончили самоубийством, а я вас шлепнул? Моих
пальчиков тут нет, меня вообще никто не ищет по причине смерти, уж кому-кому, а
вам следовало бы понимать, что с и с т е му усилиями одной вашей столичной
троицы повалить не удастся. Это не прежние времена, Максимушка, когда ЦК в три
минуты снимал первого секретаря обкома. Мы здесь у себя дома, от вас даже областное
руководство с великим облегчением открестится. Или Иван свет Кузьмич вам не
развивал любимую теорию насчет баронских поместий? – Данил умышленно
заводил его, все подбавляя в ухмылку пренебрежения, а в тон –
брезгливости. – Так он был прав на сто два процента…
Сработало. Каретников дернулся на привязи, разбрызгивая
кровь:
– Да это вы дебил! Брежневский гувернантик! Вас
уважают, пока вы – с т а я! Пока из столицы не рявкнули: «Цыц!» Комиссия
прилетает уже сегодня, понятно? Комиссия с участием ФСБ, имеющая полномочия от
президента! А губернатор в Америке, Лалетин у черта на куличках, Фрол если и
жив, то ненадолго! Материала на вас – выше крыши. Вы что, не знаете, как
выглядит образцово-показательный трибунал? На вас объявят розыск самое позднее
через сутки. Буду я жив, или нет. И никто из ваших людей в силовых структурах и
«сером доме» пальцем не шевельнет, все будут думать исключительно о своей
шкуре. Зато н а ш и люди сработают, как хороший оркестр, – он криво
усмехнулся. – А местная Гильдия товаропроизводителей сдаст вас как
миленьких. Оплошавшего волка рвут свои же… То же и с Фролом.
– Ну, выговорились? – спросил Данил, когда
заместитель замолчал, чтобы глотнуть воздуха. Тщательно прицелился и стукнул
друга Максимушку носком ботинка по голени. – Это – за «брежневского
гувернантика». Вы, Максим, в это время диссидентов гоняли, так что не вам
кукарекать… Значит, это переворот? Вы правы, я поздно натолкнулся на эту
версию. А следовало бы раньше подумать, что вторые имеют скверную привычку
облизываться на кресла первых, однажды эта привычка довела уже до перестройки,
десять лет опомниться не можем… Кто возглавляет комиссию?
– Ликутов. Как депутат Госдумы.
– И ярый кладоискатель…
– А это никого не сможет шокировать, – криво
усмехнулся Каретников. – Потому что никто ничего не узнает. Там, в тайге –
войска ФКГЗ. Г р у з вскоре вывезут. Свидетелей нет.
Данил полез во внутренний карман, показал развернутую карту.
Каретников всмотрелся:
– Ах, вот что… Подотрите этим задницу. Вы уже ничего не
сможете сделать. А Глаголев уже получил приказ прибыть в Москву, откуда
вернется пенсионером, если вернется… Впрочем, он тоже ничего не мог бы сделать.
Поздно. Вы профессионал, вот и прикиньте…
– А что, у меня есть выбор?
– Пожалуй. Для комиссии вполне хватит меня одного, но если
мы дадим показания в м е с т е, эффект получится двойной, такое гораздо больше
ценится.
– Это ваша идея?
– Нет. Я уполномочен на такие заявления. В зависимости
от ситуации. Коли уж не удалось вас убрать, можно использовать.
– Дурак вы все же, – сказал Данил искренне. –
А потом всплыву я в Шантаре, да и вы, ручаться можно, тоже… А пониже по течению
уже будет плыть Логун. Знаете, в чем меж нами разница? Я пачкал руки в дерьме
долго и старательно, но при этом получал деньги из о д н о й кассы. Из одной-единственной.
Логун – сволочь поганая, но он тоже кормится из одной кассы. А вы – двурушник.
Таких топят в первую очередь, потому что полагаться на них ну никак нельзя…
– Значит, отказываетесь?
– Признаюсь честно, глаза в глаза – не из одной
врожденной порядочности. Видите ли, Максим, играть на обе стороны денежно, но
чревато. Я же говорю, двурушников всегда и везде топили первыми… По причине их
полной ненадежности. А вы мне в свидетели предлагаете, да еще по такому делу…
Где топить будут всех, кто знает хоть капельку. Чтобы на предстоящих выборах не
выскочил какой-нибудь чертик из коробочки с неуместными разоблачениями. У нас
же «вести дела по-европейски» означает всего-навсего, что человек вовремя
озаботился убрать всех неудобных свидетелей…
Он закурил, глядя поверх головы Каретникова. Ссученный
заместитель был прав. И картину грядущих неприятностей обрисовал без всяких
преувеличений. Ты можешь резвиться вдали от столиц, как тебе угодно, но если с
папочки сдули пыль и шмякнули ее на стол – хреновые твои дела. Стая рвет
оплошавшего. Не за то вора бьют, что украл. Все «надежные люди» моментально
перестают тебя узнавать, озабоченные лишь собственной судьбой (в особенности
если им лично за нейтралитет гарантирована амнистия), а шустрые мальцы,
завистливо ронявшие слюнки вдали от сладкого пирога, рванутся к столу, едва
завидев просвет среди плотно сдвинутых спин.
