Соколик его знал хорошо, даже слишком.
– Никто тебя не заставлял, – сказал Данил. –
Просто в один прекрасный день к тебе пришли люди. Покрепче тебя, но в итоге –
тоже не столь хитрые, сколь хитрожопые… И объяснили, что перевороты устраивают
не только против королей и парламентов. Красочно расписали твою будущую долю. А
ты хапнул крючок… Как Каретников. – Данил перешел на полтона
помягче. – Только ты можешь оказаться более счастливым. По одной простой,
даже где-то примитивной причине: тебя нет смысла заменять. Давно сидишь, дело
освоил, если периодически постегивать тебя плеткой, чтобы не особенно
взбрыкивал, можешь красоваться в этом кресле и дальше. Я тебе дам шанс. Но и ты
мне сейчас отдашься, как распутная школьница – умело и пылко… – Он достал
диктофон, проверил, не смотана ли кассета к началу. – Тебе задавать
наводящие вопросы, или сам смекнешь?
– А говорили, вас убили…
– Каретников?
– Да. Звонил утром…
– Трудно меня убить, – сказал Данил. – И
Фрол, как видишь, жив (он с превеликой радостью увидел по лицу Соколика, что
угадал). Представляешь, что будет с твоей дочкой, если он рассердится?
– Только отдайте пистолет…
Данил полез в папку:
– Отдать я его не отдам, его еще выкинуть нужно – так,
чтобы до скончания века не нашли. А пальчики – изволь. Видишь, честно вытираю
платочком. Только если начнешь вилять, я тебе рубану по башке и, пока будешь
валяться, пальчики опять и оттисну…
«Фантасмагория какая-то, – подумал он. – В бывшем
кабинете второго секретаря обкома, пережившего четырех генсеков, сидит дешевая
мразь, какую сломает за пять минут начинающий „бультерьер“ с Киржача. И эта
мразь мелькает по ящику, мотается по заграницам, хлебает на раутах ананасы в
шампанском… Положительно, о старых хозяевах этих кабинетов можно сказать немало
гадостей и припомнить немало грехов, но они были – м у ж и к и…»
– Ну, душа моя, исповедуйтесь… – сказал он,
положив диктофон на стол. – Анжелка пробдит, чтобы не помешали, она
девочка исполнительная…
Все было готово минут через двадцать. Данил заботился об
одном – задавать вопросы так, чтобы запись ни в малейшей степени не
компрометировала «Интеркрайт». И обрывать исповедующегося, едва возникали
намеки, способные дать простор ассоциациям. Летопись путча была, как обычно,
банальна до предела. Все то же самое – «вечно вторые», вскормленные на груди
змеюки, решили в одночасье стать первыми, и на каком-то историческом отрезке их
интересы, о чем они не подозревали и сами, пересеклись с интересами московской
тройки кладоискателей. Едва получив первые донесения о зреющем комплоте,
Каретников, он же Цвирко, он же Ангел усмотрел великолепный шанс…
– Ну ладно, – сказал Данил, бережно у кладывая
диктофон в карман. – Если у тебя совсем нет мозгов, немедленно звони
Принцу и расскажи со слезами и соплями, как я тебя изнасиловал. Только, стоит
мне выйти, ты пораскинешь мозгами и поймешь: не мог такой мальчик, как я,
прийти к такому, как ты, не подстраховавшись… А Принц тебя первого и удавит.
– Я понимаю…
– Ну, так ты еще не совсем пропащий… Пока, Вениаминыч.
Анжелке внимания уделяй побольше, у девочки глаза печальные.
Он вышел, подмигнул Маркизе и пошел по лестнице вниз,
перепрыгивая через две ступеньки, помахивая папочкой, словно невероятно спешил
двигать рыночные реформы в направлении, устраивающем мировую общественность.
Следовало побыстрее отсюда убраться. Как там у Дюма – иногда королям труднее
въехать в столицу, чем выехать из нее? А тут – наоборот. Нет, Соколик не
рискнет, конечно, кинуться следом и будоражить охрану дикими воплями, но все
равно, мало ли кого черт вынесет наперерез, подстраховки-то нет, и неизвестно,
будет ли…
Свои «битые» «Жигули» он оставил за углом – у парадного
подъезда они бросались бы в глаза, как «роллс-ройс» в Ольховке. Значит,
комплот. Значит, Принц, не один год тихо и благонравно ходивший под Фролом –
всегда вежливый, не употреблявший ни единого жаргонного словечка, хоть и сидел
трижды, купчина второй гильдии, если брать по царским масштабам, не чуравшийся
ни презентаций, ни веселой оттяжки на дачах, на вечные времена, казалось,
смирившийся с ролью «второго по жизни», ни разу не засветившийся, не навлекший
ни малейших подозрений. Пресловутый тихий омут. И Дробышев из Гильдии
производителей – бывший комсомольский мальчик, начинавший, подобно многим, с
видеосалонов. И Антонов из прокуратуры. И Скаличев, оказавшийся чуток
посложнее, чем Данил о нем думал. Ну, и Каретников, конечно. Черт их там
разберет, была ли их заветная цель переплетена со стремлением одной из
забугорных разведок притормозить иранский контракт, а если была, то где
залегают узелки – это уже не его дело, для него главное сейчас сохранить фирму,
а единственный к тому способ…
Он не успел ничего подумать – сработал звериный инстинкт,
чутье предков, подсознание отметило, что молекулы воздуха как-то не так
колыхнулись…
Данил упал вправо, перекатился за колонну, облицованную
местным мрамором, успел в перекате выхватить пистолет. Просвистевшая над
головой стрела звонко ударила в стену, сломалась в щепки. Взревел мотор, и
вторая в ряду машина, белая «хонда», рванула со стоянки. За тонированными
(несмотря на местное законотворчество) стеклами он не различил лиц.
Увидев бегущего к нему милиционера из охраны, Данил
побыстрее спрятал пистолет и встал, отряхнулся. Поднял палку.
– Это еще что за фокусы?
– Сам удивляюсь, – сказал Данил. – Иду, а она
прямо в меня летела. Проходу нет от хулиганья…
Сержант подобрал обломок с наконечником, загнувшимся от
удара ястребиным клювом, попытался выпрямить пальцем, но едва не укололся.
Сталь была отменная.
– Хулиганье, говорите? – переспросил он с
сомнением.
– Конечно, – сказал Данил. – Пацанва, чего
только не таскают.
И быстро пошел к машине. Нет, Принц далеко не дурак…
Глава 10
Вальс с генералом
К Бортко его пропустили без особых расспросов – едва
созвонились и доложили, что начальника желает видеть некто Черский. Если
Ведмедь и удивился внезапному воскрешению Данила из мертвых, то за неполную
минутку, пока Данил с пропуском поднимался на третий этаж, у подполковника
хватило надлежащего умения сделать лицо профессионально бесстрастным. Он сидел,
как медведь за барабаном, чуть ли не обнимая стол коленями, и моментально вылез
из-за него, обрадовавшись случаю хоть ненадолго расстаться с неудобной казенной
мебелью.
– Дал бы кто взятку, пан Черский, – сказал он
безмятежно, – мебелью. Стол я бы взял, в Отечестве их по моему размеру не
делают…
– Привезем, – сказал Данил в тон.
– Э нет, я ж шутейно, в ваших столах, говорят, клопы
водятся… – Бортко приблизился вплотную, нависнув над Данилом, обошел его
кругом, поцокал языком. – Это вот так, значит, и выглядят живые покойники?
Я уж было загрустил – кого ж теперь, думаю, ловить-то буду элегантно?
