– Кто у них тут присматривается к маркам. Вертолет
военный, потому что весь зеленый… – Дядя Миша облизнул губы. – Да я
понимаю. У нас в восемьдесят втором три орла шли по тундре гораздо раньше
срока, надоело им на хозяина мантулить, весной запахло, вот в зеленый отпуск и
сорвались… Рассказывали потом так: будто летит вертушка, а на ней есть какая-то
хреновина, соединенная с пулеметом. Пулемет спаренный. Локатор какой-то на него
присобачен… В общем, летят над голой тундрой, по пути эта техника постреляла
вдоволь оленей, потому что ей же не объяснишь… И вдруг по пустому месту –
та-та-та… Вертолетчики кружат, а пулемет лупит по голой равнине. Ну, сели.
Посмотрели. А там лежат эти трое, мохом замаскировавшись, и пулями их порвало
так, что опознавать нечего… Есть такие локаторы? Или свист?
– Есть, – сказал Данил невесело. – Чистую
правду тебе рассказывали, никакого свиста.
– Печально…
Показался железнодорожный вокзал, серый домик в стиле
позднего сталинского ампира. Дядя Миша свернул в сторону, подвел «уазик» к
черному ходу какого-то большого магазина. Пояснил:
– В подсобке у грузчиков сидит. Хоронится. Они ему
старые кореша, так что спрятали. Рыночные реформы определенно затронули и
закулисье магазинов – на столе у грузчиков в огромной подсобке имели место
матовая бутылка неплохой импортной водочки, баночное пивко, ветчина из
вакуум-пакетов и тому подобный заграничный ширпотреб (сплошь и рядом
произведенный в отечестве). Два мордатых детинушки сговорчиво после первого же
кивка дяди Миши покинули помещение – то-то он при первой возможности укатывал в
Куруман, готовил себе посадочную площадку Корявый, надо понимать, обстоятельно,
повсюду обрастая связями.
Третий, оставшийся за столом – это, конечно, и есть бич.
Именно бич, похмельный, но опрятный, с продубленной геологическими ветрами
физиономией.
Меж бичами и бомжами – разница огромная и принципиальная,
любой повидавший жизнь человек с этим согласится. Бомж – это, как правило,
вонючее грязнейшее существо, само себя поставившее в положение бродячего
барбоса. Бич же – скорее волк, апостол свободной жизни, прямой наследник
гулящего люда прошлых веков, от донских казаков до конкистадоров. Конечно, свою
лепту вносила и водочка, и зона, и прочие житейские пакости, но все же главный
побудительный мотив здесь – нежелание жить по звонку, аккуратно вносить
квартплату и приходить на работу по четкому расписанию. За последние десять лет
многое изменилось, конечно, но допрежь того по стране передвигались многие
тысячи жилистых мужиков, мастеров на все руки, жаждавших одного – воли. По
прошлой жизни кое-кто из них имел вузовский диплом, а то и два. В этом
незаметном и неизвестном посторонним мирке можно было встретить и капитана
дальнего плавания, и бывшего майора-танкиста, и писателя, и врача… Сидевший
перед Данилом мужик относился, сразу видно, к ветеранам Движения, не
выброшенным на обочину идиотскими реформами, а добровольно пустившимся по одной
шестой части земного шара.
– А ты, Корявый, говорил, что приведешь фирмача… –
сказал с ноткой философской грусти Дубленый. – У него ж глаза опера, да не
сизаря – из-под Феликса…
Дядя Миша набулькал себе на два пальца водочки, зашвырнул в
рот, пожевал обрезок багрово-красной ветчины и сказал тихо:
– Ты за базаром следи, Доцент. Когда я оперов приводил?
Мало кем человек может быть по прошлому… Тебя вот взять. Если тебе напомнить,
как ты электронами по протонам колотил – драться полезешь…
– Что, в самом деле физик? – спросил Данил.
– То-то и оно, что нет. Только я сорвался в вольную
жизнь сразу, едва понял, что не физик, а другие остались… Все понимая.
– И много надо на билет?
– Билет, да поесть в дороге, да пузырь в дорогу… Штук
двести.
Данил молча отсчитал шесть пятидесяток. Протянул бывшему
физику, поинтересовался:
– Не пропьете?
– Не рискну. – Тот спрятал деньги, явно
повеселев. – Постараюсь сейчас же прыгнуть на ближайший состав, все равно,
западный-восточный… С билетом надежнее, не ссадят. А оставаться в этом
воеводстве не хочется что-то…
– Почему? – спросил Данил. – Рассказывайте.
– Одиссея у меня получилась короткая, но
странная, – сказал Доцент. – Две недели назад попал в КПЗ, при
кой-каких отягчающих обстоятельствах, так что пятнадцать суток принял как божий
дар, ибо светило худшее… И приготовился отбывать, как обычно, на керамзитовом,
но тут принес черт «покупателя»…
– В этом есть что-то необычное? – спросил Данил.
– Да нет. «Покупатели» всегда толкутся, самые разные. В
основном с ЖБИ и председатели колхозов – тут вокруг куча обезлюдевших
деревушек, титулуют его председателем, а у него три бабки и залившийся
тракторист. Вообще-то председатели кормят от пуза, летом у них можно и
попрацовать…
– Вы уж, пожалуйста, ближе к теме, – сказал Данил.
– Объясняю просто, что в самом факте явления
«покупателя» ничего странного нет… И глаз на них наметанный. Так вот, этот, чем
хотите клянусь, таким делом занимался впервые. Но грамотно, вам скажу – на свой
лад… Напихал нас с десяток в военный «зилок», в фургон, запер снаружи – и
покатили.
– Почему вы решили, что машина – военная?
– Номера. Лысопогонник за рулем. Эмблема ФКГЗ. Ну вот…
Ехали часов восемь, судя по скорости и качеству дорог – окна-то в кузове были –
проехали километров триста. В долину посреди тайги. Там палаточный лагерь, на
манер геологического – палаток десятка два, военные машины, рация, солдатушек
примерно взвод, пара офицеров, с десяток ученого народа обоего пола. Только
экспедиция оказалась не геологическая, а археологическая. Из Москвы. Выстроил
нас этот «покупатель» – он, между прочим, в полковничьих погонах – и объявил,
что свои пятнадцать суток нам искупать предстоит на земляных работах. Назавтра
же утречком выдали инструмент – и пошла перековка… Недельку перековывался, а
потом сбежал. Подкопил тушенки – кормили от пуза, тут не упрекнешь, и в забор
давали что душе угодно – помолился лешему, чтобы отвел зверье, прокрался ночью
в тайгу и вжарил, держа курс на два лаптя правее солнышка. Через четыре дня
вышел к деревне, осмотрелся, рискнул вступить в контакт с местным населением,
подработал на автобусный билет – и сюда…
– Так, – сказал Данил. – Значит, не
понравилась экспедиция?
– Не понравилась.
– А почему? Кормили, не обижали, пятнадцать суток все
равно надо где-то отрабатывать…
– Вы в чутье верите? А в дурные предчувствия?
– Верить-то я верю, – сказал Данил. – Только
вы постарайтесь подробнее дурные предчувствия описать…
– Я в поле ходил раз пять. С геологами. Дело вроде бы
почти то же самое, однако обстановочка не та. Солдаты каждый день в карауле. С
автоматами. Устроят кольцо примерно на километр вокруг раскопок и торчат весь
световой день без всякого пересменка. Полковник сказал, что у тохарцев идет
какая-то заварушка, и может налететь банда, только через пару деньков, когда
обжились, присмотрелись и прикинули, сообразили, что они, полное впечатление,
не нас от тайги стерегут, а тайгу от нас. У нас четверо сидели, они и
определили наметанным глазом, что больше всего это похоже на зону, а полковник
– не строевой, а скорее Мюллер
[3]
… На ночь нас сгоняли в одну
палатку, ставили вертухая. Если б у него в тот раз поноса не приключилось, не
уйти… Ночью спали без задних ног, особо не поболтаешь, но душу отводили в
раскопе. И ребята дня с третьего начали толковать, что дело вонючее. За
последние годы случались уже в наших местах… и не только в наших… такие вот
экспедиции. Наберут бичар, наобещают золотые горы – а потом пропадают люди на
вечные времена… Я понимаю, вроде бы и нет ничего конкретного, но если собрать в
кучу… Во-первых, оказалось, мы все десятеро – из бичевья. Ни местной прописки,
ни постоянного места жительства. Ни одного куруманского. Если вдруг растаем в
небесах, ни одна собака не обеспокоится. Во-вторых, солдаты странные какие-то.
Не то что обычные пацаны. Самому младшему лет двадцать пять, наколка на каждом
втором, на нас смотрят волками.
