Господи, думала она, что она тут делает?! Ради чего гробит свое время, которого, может, лет шестьдесят, в лучшем случае семьдесят ей отпущено небесами?! Ради чего гробит свое здоровье? Плечо от пустякового ножевого ранения ноет в любую непогоду. А могут еще и башку отстрелить запросто. Ради справедливости?! Так попирают ее ради «галочек», еще как попирают! И чего она тогда тут делает?!
Арина сходила в отдел кадров и осторожно так поинтересовалась, что, мол, вот сократят ее если, что и как будет? Сокращение-то грядет и все такое. Ее успокоили, сказав, что стаж она выработала, пенсию ей начислят, и может не бояться ничего, ни сокращения, ни увольнения.
Она и не побоялась и написала через пару месяцев рапорт об увольнении. Правда, перед тем как уйти, спасла одного хорошего человечка от лжесвидетельства группы мерзких лиц. Спасла от реального тюремного срока. Сделала это с великим удовольствием, вопреки кислым физиономиям коллег и неодобрительному кряканью начальства.
Поддержал ее в тот раз Перцев один.
– Ирка, молоток, уважаю! – пробубнил он и растопыренную лапищу для рукопожатия протянул. – Мужик порядочный, ты ему, можно сказать, жизнь спасла. Там бы он не выжил, сломался бы. Или убили бы его. Уважаю, молодец! Он тебе теперь обязан, Ир.
– Отвали ты, – фыркнула она, пожала ему руку и призналась после паузы: – Ухожу я, Перец.
– Да? Здорово, и я домой уже собираюсь, тебя подвезти? – не понял он, сграбастал ключ со стола и к двери двинулся, на ходу дергая молнию куртки.
– Ты не понял, Сашка… – Арина закусила губу, сняла свою куртку с вешалки, застегнулась, подтолкнула его в спину. – Идем, подвезешь все же.
– Идем, – кивнул он лобастой башкой. – А чего я не понял-то?
– Я совсем ухожу, Перец. Совсем! Из отдела, из милиции, из структуры! Сов-сем, блин!!! Уф, сказала, наконец! – Она нервно хохотнула, покосилась в коридоре на соседнюю дверь, за которой трудился ее бывший Ванечка. – То-то радости некоторым будет, что я не стану тут крутиться.
Про возможную чужую радость Перцев прослушал, он тут как завелся, как забубнил, что она дура несусветная, что никто так не поступает, что уходить так нельзя, ее в черный список внесут, она сроду работы не найдет и все такое.
– Не стану я ничего искать, Перцев. Дома буду сидеть, пенсию получать и носки вязать.
– Ага! По семь метров, через каждый метр пятка! – заржал он со злостью. – Дура ты, Воробьева! Да и не сможешь ты без дела, я же тебя знаю! Они все равно тебя найдут.
– Кто? – не поняла она, села в его машину, потянула на себя ремень безопасности. – Кто меня найдет, Перец?
– Жмурики!..
Потом она долго и бессистемно отдыхала. Ездила к тетке на Урал, потом к другой в Крым, по очереди гостила у кузин, с которыми не виделась лет по двадцать. Встречали хорошо, душевно. Купила по весне дачный участок, попыталась ковырять грядки, не пошло, продала через месяц. Попробовала ходить на восточные танцы, бросила, сочтя, что невероятно нелепо смотрится с голым пупком и в прозрачных шароварах. Вернулась в спортзал, ее вспомнили, ей обрадовались. Больше всех, кажется, Перцев. Хотя вида и не подал, хмуро кивнув при встрече. Потом после тренировки догнал, схватил за руку.
– Погоди, Ир. – Тут же засопел в сторону, надулся, а когда она попыталась взять его за руку, резко ее выдернул. – Чего пропала-то, не звонишь? Телефон поменяла, сто раз набирал, ты не абонент. Дома тебя нет. Чего так-то, Ир?! Я-то тебе чего?
– Не парься, Перец. – От его жгучей обиды она так растрогалась, что в горле тут же запершило и захотелось вдруг погладить его по лобастой плешивой голове. – Тут я, тут. Телефон был отключен, потому что я немного по родственникам попутешествовала.
– Точно? – Он недоверчиво покосился в ее сторону.
– Ну! Не веришь, что ли?
– Верю…
Он помолчал, рассматривая ее и оценивая ее новый облик. Арина успела отрастить волосы до плеч, стала носить длинное пальто, сапоги на каблуках.
– Классно выглядишь, Воробьева, – похвалил он вдруг и полез в машину, покопался там, вылез с тонкой папкой на тесемках. – На вот, передали тебе. А я тебя найти все не могу и не могу, блин.
– А что там?
В голове засновали мысли о неожиданной награде, нашедшей героиню спустя три месяца после увольнения, о звании, присвоенном ей вдруг, о какой-нибудь неожиданно щедрой дотации, приплюсованной к пенсии.
– Там? Там подарок, Ирка. Ты и мечтать не смела.
И он хотел было уехать, да она не отпустила, вцепившись в рукав его куртки. Держала до тех пор, пока не прочла. А как прочла, глаза на него вытаращила.
– Это что, Перец?! Дом?! В подарок?!
– Дом, только его еще доделать надо. Там окна, двери, голые стены и коммуникации только, больше ничего, я ездил смотреть, – объяснил он, наслаждаясь ее изумлением. Прямо-таки с мстительным удовольствием он теперь на нее смотрел. – Тот мужик, которому ты жизнь буквально спасла, за границу уехал на ПМЖ, дом сначала хотел продать, потом передумал.
– Не ты ему помог передумать-то? – ахала Арина, листая бумаги на дом.
– Нет, слово даю. Он ко мне в отдел завалил уже с бумагами. Хотел тебе торжественно вручить, расстроился, что не застал. Вот меня душеприказчиком сделал. Хороший мужик, Ирка. Ты права оказалась.
– Я всегда права, – отозвалась она ворчливо, потрясла папкой. – Поехали, что ли, покажешь.
Место ей очень понравилось. И дом, высоченный, с флюгером, хотя внутри и не отделанный совсем, тоже очень понравился. И деревянные неструганые половицы не пугали вовсе, и серые оштукатуренные стены, и то, что до города почти час езды.
Все понравилось, кроме истории про этот дом, которую ей Перцев все же рассказал.
Оказывается, дом тот дядя дарить ей совсем даже и не собирался. Он собирался его продать или сдать внаем на долгий срок. Но те люди, которым очень хотелось, да так и не удалось засадить его в тюрьму, дышали ему в затылок, карауля все его сделки с недвижимостью и прочим. И угрожали ему, и возврата несуществующих долгов требовали. И получалось, продай он дом, сдай его, ничего бы ему не досталось. Все отобрали бы у него, способы нашли бы.
– Вот тогда-то он и пришел к тебе за советом, – рассказывал с удовольствием Перцев, разгуливая по голым комнатам ее нового дома.
– Ко мне?
– Ну да, к тебе. А тебя нет. Он ко мне за советом кинулся, я и это… присоветовал подарить этот дом тебе в качестве компенсации за свободу. Говорю, все равно ничего не получишь с него, кроме головняка. А так и Ирке хорошо, и тебе, мол, все равно.
– И он согласился? – подозрительно щурила она глаза.
– Еще бы он не согласился!..
Видимо, у Перцева имелись еще какие-то аргументы для убеждения расстроенного хозяина дома, но ей он их озвучивать не стал.
