Стражники за дверью возбужденно переговаривались. Судя по понуканиям и костяным перестукам, в коридоре шла игра на деньги.
— А мы вот так зайдем!
— Врешь, не возьмешь!
— А мы вот так! Нака-ся, выкуси! Леща ему отвесь!
Вдруг возня смолкла. Настороженная тишина разбавлялась лишь шаркающим звуком неуверенных шагов.
— Не велено!
— Очень надо, ребятушки. — В тягучем голосе боярина Димитру была такая пьяная проникновенность, что мужские сердца дрогнули.
— Ну чего ты, Наум? Человек к невесте идет.
— Не велено, — уже с меньшей уверенностью повторил строгий стражник.
— Так матушка добро дала, и дядюшка тоже…
Лебезящий Михай был отвратителен. Дарина поморщилась и села на постели.
— Сотник нас выпороть велит.
— Так я отблагодарю за страдания.
Раздался металлический звон. Судя по всему, растянутый нетвердой рукой боярина кошель расстался со своим содержимым. Монеты покатились по каменному полу.
— Это моя, не трожь!
Полупридушенный вскрик Наума раздался уже издали — служивые ринулись собирать свою выручку.
Домна Мареш пружинно поднялась, быстро оправила складки платья. На пороге появился Михай, в одной руке боярина тряпкой болтался пустой кошель, в другой булькала содержимым увесистая фляга.
— Ты на меня все еще сердишься?
Вопрос застал Дарину врасплох. Она поспешно опустила глаза:
— Сержусь? Что вы, маэстру! Я невыразимо счастлива оттого, что наши судьбы вскорости окажутся связанными.
— Язва, — решил Михай после недолгого обдумывания. — Боюсь, неспокойное меня с тобой супружество ждет.
— Слово «боюсь» не подходит такому великому воину.
Жених приложился к фляге, хмыкнул нечто невнятно-утвердительное и тяжело плюхнулся на постель. Долговязая Дарина стояла столбом в центре комнаты. Картина теперь вырисовывалась вовсе комическая.
— Мой господин желает, чтобы я разделила с ним ложе?
Боярин кивнул так радостно, что Дарина поняла, что ее сарказм пропал втуне.
— А свежего перелома конечностей мой господин не желает?
— Да молчи уже…
Пьянчужка вихрем сорвался с места, схватил домну за руки и повалил на постель. Откатившаяся фляга щедро поливала своим содержимым тонкий лен белья. Ноздрей Дарины коснулся пряный ежевичный дух.
— Ты болтливая, — сообщил боярин, покрывая быстрыми поцелуями шею домны Мареш. — Это на тебя Лутоня плохо влияет. Вы же теперь, как вместе соберетесь, кого угодно до смерти заговорите. Владу надо было ее не памяти, а языка лишать…
— Подожди, — слабо сопротивлялась Дарина. — Нет! Я не хочу!
Ее била крупная дрожь. Учащенное дыхание, внезапно повлажневшие ладони — все выдавало охватившее ее возбуждение.
— Я слишком долго ждал этого…
— Стража может войти.
Михай застыл и прислушался:
— Не до того им. Сонное зелье действовать начало…
Толкнув в грудь своего жениха, Дарина выскользнула из-под его разгоряченного тела и, пошатываясь, поднялась с постели.
— Нет! Пока ты все мне не расскажешь…
Михай оперся на согнутый локоть и разочарованно вздохнул:
— Все просто. Это твоя подопечная меня на мысль натолкнула. Слышала, пару седмиц тому в Араде у всех чиновников зубы покраснели?
— Ну…
— Влад мне с этим делом разобраться велел. Я все голову ломал, что между нашими писарями общего. Ну кроме непомерной жадности.
— И что выяснил?
— Лутоня писарю меченым динаром за услугу заплатила. Принесла кузнецу монетку и попросила надрезать по боку. Тот согласился, работа-то филигранная, а он — мастер. А потом девчонка насыпала в образовавшуюся полость пурпурного порошка.
— Вот хитрюга! — расхохоталась Дарина. — А чиновники ваши, значит, денежку на зуб пробовать принялись?
— Ну да…
— А ты?
— Я пока из кузнеца по словечку сведения выбивал, он мне с десяток монет точно так же искалечил. Мастерство свое доказывал. Хорошо хоть золота при себе не было. А нужное зелье у меня давно припрятано — травница Иляна когда-то от бессонницы лечила.
— К чему такие сложности? — недоверчиво переспросила Дарина. — В еду или в питье подсыпать гораздо проще.
— Это же замковые стражники. Костин — кобель хитрый. Для проверки кушаний у него отдельный человек приставлен, да и ребятушки строго наказ блюдут — ничего съедобного ни от кого не принимать.
Михай потянулся к фляге, но Дарина его опередила. В сосуде плескалось на донышке. Дарина сделала глоток и поморщилась:
— Слишком сладко. А сок ежевичный вместо зелена вина хлебать тебя тоже Лутоня надоумила?
— Нет, это Влад. Я же не могу сбежать, когда отечество в опасности, а вот в запой уйти — самое то. С пьяницы взятки гладки, никто не пристает, можно спокойно делами заниматься. Вон даже ты поверила.
Домна Мареш жарко покраснела:
— Лицедей…
Повисшее молчание было тяжелым, обволакивающим. Воздух в комнате вибрировал в такт их дыханию. Казалось, каждый из них может слышать биение сердца другого. И эта тишина сближала их быстрее тысячи любовных тирад.
— Я, наверное, влюбился в тебя с самого первого взгляда. Тогда, в Слатине. — Голос Михая был хриплым. — Почему ты отказала мне тогда?
Дарина до крови закусила губу:
— Ты трус и обманщик! Вспомни, как бегал за моей младшей сестрой!
— А ты себя вспомни — глыба неприступная! Честь рода, политические интересы, воля батюшки! Обязательства тебе подавай да обещания в жизнь не лезть!
— А сам, а ты…
Злость захлестнула домну Мареш тугим жгутом. Она бросилась на обидчика, глотая слезы. Михай принял ее в объятия, осторожно положил на постель:
— Ну все, все, красавица моя, оставим прошлое в прошлом…
Дарина не сопротивлялась. У них было здесь и сейчас. И это «сейчас» было для нее гораздо важнее прошлых обид и даже будущих неурядиц. Отвечая на поцелуи любимого, она вдруг подумала, что это их первый раз в человеческом теле. А потом ей стало не до размышлений.
Мне не было страшно, вот нисколечко. Подумаешь, в зазеркалье попала! Тем более что темнота быстро кончилась. С порывом ветра налетела стая мелких светлячков, усыпала стены мерцающим пологом. Я на мгновение ощутила себя очень маленькой, не больше букашки-огонька. Потому что зал, знакомый мне по разделенному с Трисветлым Ивом сну, был огромен. Я тряхнула головой. Размер значения не имеет, умение важней. Неторопливо обходя помещение, любуясь голубоватыми прожилками мрамора и ажурной резьбой толстых колонн, я, как могла, утешала себя первыми пришедшими на ум изречениями. Что в лоб, что по лбу… Мал золотник, да дорог… Даже если тебя проглотил медведь, у тебя есть целых два выхода. Кстати, его-то мне на глаза и не попадалось. Не медведя — выхода. А если это не сени, не преддверие, а тупик? Если затащило меня сюда чьей-то злой волей просто для того, чтобы под ногами не путалась? Вот и буду тут до морковкина заговенья зал шагами мерить, пока не помру.
