— Скажи!
— Да, — просто ответил он.
В этот момент я почти умерла, будто кто-то задул пламя свечи и я осталась одна в кромешной темноте.
«Он не создан для любви… нет у него органа, который за это чувство отвечает… это мы примем за аксиому… расслабься и попробуй получить удовольствие…» — глумливый голос демоницы Иравари звучал в ушах, мешая сосредоточиться. Я мотнула головой.
— Ты хотя бы честен.
— Девочка моя, моя дорогая девочка! — Дракон вдруг оказался близко-близко. Обхватив меня за плечи и зарывшись лицом в мои волосы, он горячо зашептал: — Какая разница, что было в прошлом? Сама судьба привела тебя ко мне, не нужно ей противиться.
Я пошатывалась под его напором, отвечала на поцелуи и ничего не чувствовала. Ненависть ушла, оставив после себя выжженную душу. Забавно… Ветер играл кустиками осоки у пруда, я легко улыбнулась старинному приятелю.
— Твоя отметина скоро исчезнет. Ведь ты станешь моей. Доверься мне…
«…В горе и радости, в богатстве и бедности, в болезнях и здравии…» — Слова брачных обетниц припомнились мне вообще не к месту. Какое у нас может быть супружество? Где между «моя» и «принадлежать» оно могло притаиться? Получается, я обманом расстроила его свадьбу с Иветтой. И мне, лгунье, с интересом внимали облеченные властью. Потому что это красиво: полуголая ветреница, магическая клятва, неземная любовь. Люди склонны верить сказкам. Я же поверила. Поверила, что у сказки «О предназначении и старинном договоре» может быть хороший конец. И жили они долго и счастливо, и умерли в один день…
Ёжкин кот, какая же я дура! Я полжизни бегала от того, кто вообще не стремился меня настигнуть. Я скрывала свое происхождение, чтоб он не догадывался, что самой судьбой предназначен быть моим… Хозяином? Из каких пыльных сундуков достала я это противное словечко «суженый» и на все лады примеряла его? Бестолковка!
— Ты дрожишь, птица-синица?
— А от тебя пахнет уксусом, — лукаво улыбнулась я, все-таки стараясь лишний раз не встречаться с ним взглядом.
— Это просто исправить.
Он еще раз меня поцеловал:
— Предлагаю искупаться вместе.
— А вода не холодная? — подняла я брови в картинном испуге. От собственных ужимок меня мутило.
— Она станет такой, как ты захочешь, — многозначительно пообещал он.
— Иди первый и отвернись. Я стесняюсь.
Лихорадочный румянец появился на моих щеках очень вовремя. А то, что вызван он был не страхом перед его наготой, Дракону знать было вовсе не обязательно.
— Хорошо…
— Я люблю тебя, — шепнула я одними губами.
Он услышал, но не ответил, его бледное лицо озарила довольная улыбка:
— Поторопись!
«Конечно, господин, — подумала я, — ваша вещь здесь для того, чтобы служить вашим желаниям», — но промолчала, рассудив, что это будет уже перебор. Да и манеры сластолюбивых храмовых прислужниц вряд ли дадутся мне без тренировки.
Я отвернулась, уголком глаза заметив, что Влад раздевается.
— Птица-синица! Я жду тебя с нетерпением, — напевно окликнул Дракон уже из водоема.
Вода доходила ему до ключиц, скрывая от меня все то, что мне видеть не хотелось. От поверхности пруда поднимались туманные струйки пара.
— Сейчас… — Я сделала несколько неуверенных шагов. — Отвернись, ты же обещал!
Он рассмеялся и нырнул.
Я быстро подхватила с пола стопку его одежды и шагнула к стене. Портал был неактивен, но мне каким-то образом была понятна его конструкция. Я провела ладонью по картине, продавливая ее внутрь. Когда рука по запястье скрылась в мутном мареве, я нащупала изогнутый штырь, который и провернула — на манер ключа в замке. Щелчок и яркое синее свечение возвестили о возможности переноса. Мне очень хотелось оглянуться. Мне почему-то казалось, что в спину мне грустно и потерянно смотрит Влад по прозванию Дракон. Я обернулась, поверхность пруда была неподвижна. Я шагнула в портал, вывалилась из него в спальне и боком откатилась с разложенного на полу пейзажа.
Испуганная Родика, вбежавшая в комнату с поварешкой наперевес, застала меня за методичным уничтожением пергамента. Ломать чужие порталы уже входило у меня в привычку.
Через два часа я сидела на кровати и ревела. В правой руке у меня была кружка с отваром валерианового корня, а в левой — рюмочка с какой-то на редкость вонючей настойкой. Хлопочущие надо мной женщины до хрипоты спорили, чей способ успокоения моих растревоженных чувств лучший, и, не придя к единому мнению, заставили меня пить все подряд.
— Ты правильно все сделала, — бухтела Родика, втаскивая в спальню сервировочный столик с легкими закусками. — Ежели он тебя не любит, так и бегать за ним нечего.
— Время пройти должно. — Дарина время от времени вытирала мне слезы передником. — Он, может, и любит, только сам этого еще не осознал. Ты глупостей пока не делай. Подумай, пережди…
— Чья б корова мычала! — Кормилица с азартом включилась в спор. — Молоденькая она еще. Ты тоже по молодости моему Михаю от ворот поворот дала.
— Нашла что сравнивать…
Я обвела комнату мутным взглядом и икнула:
— Жить больше не хочу…
— Никто про яблочко наливное ничего сказать не хочет? — Требовательный голос принадлежал Иравари, выглядывающей из настенного зеркала.
Первой опомнилась Родика. Она кинулась в бой с поварешкой наперевес, свободной рукой скручивая обережный знак.
— Сумасшедшие бабки! Кия-а! — закричала Иравари, принимая защитную стойку. — Лутоня, уйми старуху. Зеркало дорогое, флоринов на двести напыления по вашему курсу.
— Двести пятьдесят, — ответила кормилица, осторожно постукивая по гладкой поверхности.
— Значит, инфляция, — продолжался бредовый диалог. — Ложки на пол, это ограбление!
Я опрокинула в себя рюмочку настойки и быстро запила отваром. На вкус питье оказалось еще отвратительнее, чем обещал запах.
— Родика, это моя подруга Иравари. Она демон из Тонкого мира и во плоти попасть к нам не может.
— К тому же она вроде пьяная, — пошевелила ноздрями кормилица.
— Не пьяная, а эксцентричная!
— Будешь заклинаниями браниться, поколочу! И зеркала не пожалею!
Я перевела взгляд на Дарину. Та сидела в уголке тихонько, как мышка, только часто дышала и держалась за живот. Я подскочила к ней, забыв о своих горестях:
— Болит? Где? Успокойся, сестренка…
— Все в порядке. Просто малыш ножкой топнул.
— Уже придумала, как назовешь?
— Да. Только тебе пока не скажу — примета плохая.
Я шмыгнула носом от умиления.
