Так ниронцы познали смерть.
Рождение, говорят, это радость. Радость матери, радость отца, радость рода. Быть лучше, чем не быть.
Врут.
Когда много о чем-то говорят, то все превращается в пустую болтовню, лишенную смысла. Уникальность происходящего – в самом происходящем. Слова – обман, якорь, пытающийся удержать кораблик бытия в буйных волнах иллюзий преходящего.
Быть лучше, чем не быть, – обман.
Быть – не быть.
Когда Хитоми родилась, все радовались.
Когда Хитоми подросла и научилась говорить, опять радовались.
Когда Хитоми проявила способности к техникам с использованием внутренней энергии, издавна славящим клан Ода, это явилось очередным поводом для радости.
Все радовались.
Хитоми тоже радовалась – ведь ей сказали, что надо радоваться.
Только старший брат был хмур, невесел и отказывался радоваться.
Отец и мать расстроились. Весь клан расстроился. Конечно, ведь брат – надежда клана. Наследник и гений тайных техник. Будущий мастер. Должен радоваться. Ведь для радости – множество поводов.
Но брат был несчастен, и причина несчастья – семья Накамура. Еми-но куни, сковавшая клан Ода вечной тьмой.
Зеркало мира
Покрыто прахом жизни.
Тьма пожирает
Чистоту намерений.
Пламя души погасло.
Подчинение вассала сюзерену – основа основ социального порядка.
Крестьяне подчиняются аристократам, аристократы подчиняются императору, император подчиняется богам. Солдат подчиняется генералу, генерал подчиняется императору, император подчиняется богам. Служка подчиняется жрецу, жрец подчиняется императору, император подчиняется богам.
В основе основ лежит подчинение богам.
В основе основ – подчинение.
Лишь так мир избегает хаоса, лишь так сохраняется гармония.
Каждый в клане Ода помнит, что воин – лишь оружие. Оружие, которое используется тем, кто управляет и подчиняет. Клан Ода создавался как оружие. Клинок ковался из опытных, но неродовитых самураев, из искусных, но непризнанных мастеров безоружного боя, из талантливых, но пошедших на преступление врачей, посмевших раскапывать могилы и по мертвецам изучать строение человеческого тела.
Иэясу Накамура создал могучее оружие, при помощи которого сумел одолеть войска ниронского императора и объявить себя сёгуном, военным правителем Десяти островов. В течение двух столетий сёгунат правил ниронцами, пока отделившиеся от основной семьи роды не устроили междоусобную войну, закончившуюся возвращением власти к императорскому роду. Обескровленная междоусобицей семья Накамура с остатками верного клана Ода вовремя примкнула к объявившим Реформацию аристократам и стала служить ниронскому микадо. Вскоре семья Накамура заняла почти все важные посты в министерствах, пользуясь опытом сёгуната, а ее разящий клинок, клан Ода, справлялся со всеми неурядицами, будь то бунт крестьян или чжанская экспансия.
Так было, пока на восток, возвещая об Объединении, не явилась могучая армия конунгата.
Клинок не справился с непобедимыми турсами. Десять островов стали частью Мидгарда. И семья Накамура первой склонилась перед победителями. Старание было вознаграждено. Дом Белой Хризантемы, ниронский Горний Дом, стал вотчиной семьи Накамура.
Верный клан следовал за хозяевами.
Чужаки с запада тоже делились на сюзеренов и вассалов. Они тоже поддерживали мировую гармонию и удерживали мир от хаоса. Только вместо императора – великий конунг, а вместо богов – Всеотец.
Из ниоткуда
В никуда ведет нас
Дорога жизни.
Листьям осенним люди
Подобны – та же судьба.
Хитоми Ода из клана Ода – в свою плоть и кровь она вобрала гармонию. Чтобы не было хаоса. Чтобы царил порядок. Слушаться. Повиноваться. Быть преданным вассалом. Во всем слушаться своего господина. Никогда в нем не сомневаться.
Подчинение… нет, гармония.
Чтобы все радовались, Хитоми старалась. Изо всех сил старалась.
У клинка нет имени – кроме того, которым его зовет хозяин. У клинка нет желаний – кроме желаний хозяина. У клинка нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, они ни к чему клинку.
Брат был плохим клинком. Он не радовал родителей.
Нобунага Ода из клана Ода – буйный, непослушный, строптивый. Он не желал никому подчиняться.
Хаос во плоти.
Он пытался забрать ее с собой, уходя из клана. Он пытался, говоря: «Ты еще можешь измениться».
Но Хитоми боялась. Боялась хаоса, воплощаемого братом. И сама отказала ему. И тогда в его взгляде она увидела презрение – острое, как катана.
Нобунага ушел молча, не прощаясь. Он больше не был несчастным. Еми-но куни семьи Накамура не удержала свободолюбивый дух.
Хитоми знала: брат не вернется. Никогда не вернется за ней. Все, что ей остается, – это радость гармонии.
Гармония… нет, подчинение.
Она стала хорошим клинком.
Хельг Гудиссон
– Прошу тебя, сванд, оставь меня в покое. И больше никогда не приходи сюда.
Он молчал.
Он мог многое сказать Хитоми – не как Лис, нет, а как Хельг, но он молчал.
Если бы сейчас он заговорил, то подставил бы под удар даже не себя, даже не свой план, а всех остальных и все, что они сделали за прошедшие годы.
Как же больно – удерживать дерущие горло слова. Слова, которые надо, до́лжно произнести, чтобы помочь той, что стоит перед ним, поддержать ее, позволить ей увидеть иную грань мира…
Хотелось кричать – отчаянно, безудержно, дико, словно берсерк, рвущийся в битву. В битву, которую не выиграть, никогда не выиграть, пока он Лис, а не Хельг; но в академии он обязан быть Лисом.
Правило, связавшее его по собственной воле. Правило, отрезавшее его от искренности в отношении остальных «птенцов». Правило, из-за которого он ничем, совершенно ничем не может помочь Хитоми, которой так нужна помощь.
Лучшее, что он мог сейчас сделать, – просто молча уйти.
И он ушел.
Молча.
Даже не оглядываясь.
Впрочем, Лис был уверен – оглянись он, то увидел бы, как Хитоми Ода продолжает тренироваться. С синяком на щеке, с распухающей губой – уклонение, захват, удар.
Уклонение, захват, удар.
Безмолвный механизм, щедро осыпаемый пригоршнями ветра беспечной осенью в желто-красных одеждах.
Осени нет дела до глупых людей.
Хельг остро ощутил свою беспомощность – детское, почти позабытое чувство, которое на самом деле не забыть никогда, как ни старайся. Когда взрослые выглядят богами, повелевающими с небес, когда старшие ребята командуют лишь потому, что они старше, когда ты всего лишь ребенок и ничего не можешь сделать с этим «всего лишь ребенок», и твоей судьбой распоряжаются другие, а ты…
