– Кто обидел ребенка? – грозно спросила она. – Почему Лакшми вернулась в комнату вся в соплях?
Тэфи показала язык:
– Поверить не могу – Гвен пришла заступаться за обиженных. Рагнарёк на пороге?
– Неа. Я пришла за моим учебником, который она тут оставила. Доверяй вам после этого ценные вещи… и, кстати, Альдис… – Она хихикнула. – По дороге встретила Бийрана – он искал тебя.
– Мамочки!
Курсантка вскочила как ошпаренная.
– Не советую, – предупредила Гвен, угадав ее намерение. – Он может ждать внизу. Или на лестнице.
Что за идиотская архитектура в корпусе первокурсников?! Единственная лестница из комнаты вела вниз, в холл.
Девушка сползла под стол и забилась в щель между скамейкой и стеной.
Только бы пронесло!
Гвен присела рядом.
– Ой, а я тебя вижу…
– Отвернись, пожалуйста! Меня тут нет!
Гальтка снова хихикнула:
– Как же нет, когда вот она ты? Ладно, ладно, исчезаю…
Теперь было видно только ее сапоги.
– Так, учебник я нашла… Посижу-ка с вами немного. Вдруг Бийран придет. Я не могу это пропустить!
Кто-то опустился сверху на скамью, и чужие ноги окончательно перегородили обзор.
– Так и будешь прятаться? – раздался над головой укоризненный голос Тэфи. – Не жалко тебе его?
Альдис промолчала.
– Ты не можешь вечно бегать. Когда-нибудь придется поговорить.
Когда-нибудь придется. Но не в этот раз.
После чтения ойкуменовской лирики у Бийрана совсем потекла лодка. Парень приставал к Альдис на совместных занятиях, подкарауливал ее после лекций, назойливо предлагал свою помощь, снова читал стихи и все время говорил, говорил, говорил. Рядом с ним девушка почти физически ощущала, как тонет в чужом велеречивом словоблудии: уже через пять минут уши словно забивало ватой, а разум отказывался воспринимать смысл сказанного.
И главное – совершенно непонятно, что с ним таким можно сделать? Он не дразнился, не пытался поссориться. Он, кажется, даже не издевался…
– Ума не приложу, чего ему надо? – пожаловалась как-то Альдис подругам.
Джинлей только хмыкнула, Гурда странно посмотрела, а вот Гвендолен не упустила возможности поехидничать.
– Действительно, чего бы ему могло быть нужно? – обманчиво-невинным тоном спросила она в пространство.
– О чем ты, Гвен? Говори прямо.
– Слушай, ну не надо притворяться невинной кошечкой, – вмешалась Тэфи.
– Я не притворяюсь.
Тэфи вгляделась повнимательнее в ее лицо и прыснула:
– Да втюрился он!
– Врешь! – Отчего-то она ужасно разозлилась. Захотелось накричать на Тэфи, чтобы та не молола ерунды. – У тебя от общения с Фридмундом остатки мозгов ветром выдуло.
– Да не вру я! Честно.
– Точно, – подключилась Гвендолен. – Все девчонки давно знают, ты одна не замечаешь.
– Идите вы…
Но ушла как раз Альдис. Сбежала под насмешливые комментарии подруг, забыв конспекты на столе. И долго еще потом наворачивала круги по тропинке для утренних пробежек, переваривая обиду непонятно на кого.
На себя, наверное.
А Бийрам продолжал ухаживания методично и упорно, совершенно не считаясь с окружающей реальностью. И надо бы выбрать время, чтобы объясниться с ним раз и навсегда: элементарная порядочность требовала подобного…
Альдис трусила.
Это было ужасно, позорно, недостойно… но мысль о разговоре начистоту, который необходим и неизбежен, приводила ее в трепет. Легче делать вид, что по-прежнему не понимаешь ситуацию, и надеяться, что Бийрану скоро надоест.
Увы, не надоедало. Сванд был одним из тех прямолинейных упертых упрямцев, что, раз наметив цель, двигаются к ней, не сворачивая, не спеша и не снижая скорости, и могут идти годами.
Намеков он тоже понимать не умел.
– Да поговори ты с ним, чего так переживать? – удивлялась Тэфи.
Легко советовать – «поговори».
Разговор означал готовность взять на себя ответственность. За жизнь Бийрана, его поведение, его влюбленность, его разочарование. Альдис не чувствовала себя готовой.
Она вообще не была готова отвечать за кого-то, кроме себя. Ну, может, немного за подруг. И за отца – хотя он далеко, и он взрослый, сам справится. И за Такаси (хотя тот тоже взрослый и тоже далеко). И за…
Короче, и так список немаленький получался.
Как вести себя с Бийраном? Что ему говорить, как убеждать?
Будь она малахольной девицей из любимых ее поклонником романов с Континента, она нашла бы верные слова. Что-нибудь вроде: «Я ценю ваши чувства, милорд, но сердце мое навеки отдано другому и похоронено рядом с ним. Ничто в сем бренном мире не в силах разжечь в душе огонь прежней страсти. Цветок моей юности зачах прежде, чем раскрылся, только хлад могилы отныне будет мне укрытием. Молю вас понять и простить. Вы еще молоды и сможете утешиться с другой».
О Всеотец! Разве люди так говорят?!
Нет, идею искать нужные слова в сентиментальных романах Ойкумены сложно назвать удачной.
Своих слов, чтобы «объясниться» с сокурсником и при этом не обидеть и не ранить, у девушки не было.
– Это не очень-то честно, знаешь?
Хотелось сказать что-нибудь вроде: «Я знаю, Тэфи». Но зачем? Это ничего не меняло.
Под скамейкой было пыльно.
– О, Бийран! Снова здравствуй, – промурлыкала Гвен голосом сытой кошки. – Давно не виделись.
– Приветствую тебя, Гвендолен. И остальных прекрасных дев, что собрались здесь. Ты, должно быть, забыла, но мы виделись всего несколько минут назад. Внизу, прямо у лестницы, ведущей в эту комнату. Ты прошла мимо, я поздоровался и спросил, не видела ли ты свою белокурую подругу. Ты ответила…
– Я помню.
– Ты ответила, что не видела и не знаешь, где она. Тогда я спросил, куда ты направляешься, и ты сказала, что в зал для занятий. И довольно справедливо заметила, что эта комната – единственное место, в которое можно попасть, поднимаясь по лестнице. Ты ушла, а я остался продолжать свои поиски, не теряя надежды все же встретиться с Альдис…
– О, так ты Альдис ищешь? – перебила его Тэфи. – Она здесь.
Сапог гальтки чувствительно стукнул по бедру, намекая на то, что покрывать подружку Тэфи не собирается и пора бы уже не позориться и вылезти.
– Где?! – возопил Бийран, оглядывая комнату. – Где белокурая ясноглазая дева?!
Мальчишки в углу заржали. Бийран с его влюбленностью уже стал ходячим анекдотом и вечной мишенью для подколок.
