– Тогда давай говорить серьезно. Чего ты хочешь?
– Я хочу предложить союз.
От костра Дроны прилетел смех – вернулся «птенец» из его группы, вырвавшийся с еще тремя из неумолимых жерновов хрульговской игры. Прилетел, ударился о стену гробового молчания и рухнул в пропасть удивления.
Катайр и Свальд подозрительно косились на Арджа, Фридмунд бормотал неразборчиво что-то о каленом железе, недобро посматривая на бхата, Рунольв подкидывал ветки жадному огню, а Лис неторопливо излагал свой план.
Завтра начнется очередное испытание. Будет оно, как «Пещера», или, что вероятнее, похуже «Пещеры», и поэтому надо готовиться к нему уже сейчас. А именно – следует договориться о совместных действиях. Скорее всего, их группы перемешают и заставят действовать друг против друга. Поэтому, кто бы в какую команду ни попал, они должны убедить остальных сотрудничать с другими командами. Убедить любыми доводами и способами. Например, уверять, что слышал, как всякие нехорошие курсанты решили объединиться против остальных, и нужно им противопоставить такое же объединение.
Ардж слушал внимательнее всех. Бхат жадно впитывал слова Лиса, но Хельг не беспокоился. Стучать Хрульгу или еще кому южанин не будет. Ардж изменился. Нет, в сущности, он оставался все той же сволочью, которую заботит только собственный авторитет и власть над жалкими людишками, но теперь, после пяти месяцев виндерхеймовского обучения, до Арджа дошла одна простая мысль: с помощью жалких людишек ни власть не удержать, ни новый авторитет не заработать. Нужны те, на кого можно положиться – сильные, опытные, уверенные в себе личности. Те, кого особо не впечатлишь принадлежностью к Горнему Дому, поскольку они судят по делам, а не по величию предков.
Таковых среди «птенцов» мало… пока еще мало. Академия старательно напоминает: все здесь равны. Каждый, пройдя отбор комиссии в министерстве, прекратил быть пупом земли и стал «одним из». Одним из курсантов академии – не больше, но и не меньше. Твое прошлое не важно. Только настоящее и будущее.
Так ведь и должно быть, да, Хельг? Поэтому ты и решил отправиться в академию – место, где прошлое не имеет значения. Где твое настоящее и будущее зависят только от тебя и твоих усилий. Уникальное место в Мидгарде, государстве, где все построено на отношениях сюзеренов и вассалов, на четкой социальной иерархии, на дозволенном одним сословиям и недозволенном другим. Так обстоят дела и в большинстве стран Континента. Политическое устройство большей части государств мира словно подтверждает тезис Храма о соотношении небесной и земной власти: как царит Бог-Солнце над остальными богами, так и благородные царят над простолюдинами, и власть их – лишь отражение сакральных сфер, продолжение порядка, установленного Всеотцом в мире смертных. Горнее властвует над дольним – так было, есть и будет. Великие Дома появились в Вастхайме с истинной верой, отражающей подлинное положение вещей в мире. Все остальное – от лукавого Локи.
Однако в академии иной порядок. Порядок дохрамовых времен, когда дружины викингов наводили страх на южные и северные острова Архипелага. Индивидуальная свобода, персональная отвага, собственные достижения – вот что ценили неистовые предки свандов. Не заслуги родителей, не власть семьи, не могущество рода, а только личные заслуги перед лицом богов и людей.
В Ойкумене есть древний миф о четырех мировых эпохах, похожий на учение бхатов о четырех эрах-югах, но отличающийся в расстановке акцентов. Не аскетизм, чистота души, милосердие и правдивость волновали древних ойкуменян, а служение порядку и олицетворявшим его богам.
Золотой век, когда люди жили своим разумом, познавая божественные законы мира, и на земле царили счастье и порядок. Серебряный век, когда люди познали запретные знания и боги снизошли к ним, неся знания о добре и зле, и стали с тех пор править смертными. Бронзовый век, преддверие Катаклизма, когда люди, не сумев придерживаться божественных заветов, стали нарушать их, прислуживая темным богам и демонам, тем самым впустив в мир Хаос и положив начало Катастрофе. И Железный век – время после Катаклизма, длящееся по нынешний день.
Стейнмод как-то сказал: для свандов дохрамовые порядки были Золотым веком. Ересь и богохульство, если подумать. А если еще больше подумать, не оглядываясь на катехизисы Храма и проповеди священников, подумать собственной головой, то кое-что начинаешь понимать.
Ты сам должен распоряжаться своей судьбой. Да, принимая чужие правила игры, затеянной без тебя и без учета твоих желаний, но принимая их сам, по собственной воле. Не безвольная пешка из бхатских шахмат, а равный другим игрок – пускай вначале слабый и неопытный, но решительный и самостоятельный. Только так можно превзойти чужие правила и начать диктовать свои.
Ардж понял это лишь наполовину. Прошлое еще довлело над ним. Благородное прошлое Горнего Дома, пожирающее его душу – как тайное прошлое клана Нода поглощает душу Хитоми. Ардж понял, что должен освободиться, но не знал как. И пришел к Хельгу.
Лис видел – верным вассалом, как Свальд, или просто другом, как Катайр, Гаутама не будет. Он желает научиться новому, чтобы укрепить старое – свой пошатнувшийся среди «птенцов» авторитет. Ардж все так же ненавидел Хельга и его товарищей, но сумел обуздать ненависть. Победил здоровый, вполне понятный Лису прагматизм. Бхат собирался поучиться у Хельга, а там… там видно будет.
Вот только у Хельга учителя были получше.
– Вот что я предлагаю, – закончил Лис, внимательно следя за реакцией одногруппников и Арджа.
Катайр задумчив – ему не нравится, но он понимает, что так у них больше шансов на победу. По безэмоциональному лицу Свальда ничего не разобрать, но сын Дома Огня поддержит Лиса, даже если все в нем восстает против столь неблагородного плана. Рунольв заворожен – он теперь не безмолвный зритель или инструмент для запугивания Арджа, а полноценный участник. Гаутама недобро ухмыляется – план им полностью одобрен. Фридмунд рисует на песке фигурки: люди с копьями скачут вокруг привязанного к столбу человека. Хотя, если приглядеться, это не копья, а скорее палки или прутья, да и привязанный человек изображен в традиционном бхатском доспехе…
Хельг вздохнул. Рыжего только могила исправит.
– Внимайте словам моим, боги и смертные! – затянул вдруг кто-то неподалеку, и «птенцы» от неожиданности вздрогнули. – Великие дети Хеймдалля и малые!
Песня – старая, громкая, хриплая, от всей души.
– Ты, Один, желаешь, чтоб речь повела я о судьбах предвечных всего, что живет!
– Я знаю века исполинов древнейших! – подхватил кто-то. Кто-то из свандов, несомненно. С чего бы остальным архипелаговцам петь песни чужой им культуры? – Чей род моих предков на свет произвел!
– Знаю девять миров я под Деревом вечным, чьи корни покоятся в недрах земных! – сразу несколько голосов поддержали первого певца.
В начальное древнее время жил Имир.
Земли тогда не было; не было неба;
Ни морского песку, ни холодной волны;
Трава не росла: всюду бездна зияла.
