– Хорошо. На этот раз тебе повезло. – Подошва гэта легла на щеку Альдис. – Но помни: я заставлю тебя взять назад слова о моем Доме и убраться из нашей комнаты.
– Томико, оставь ее. Мы не успеем переодеться.
Тяжесть, давившая на спину, внезапно исчезла, и Альдис обнаружила, что может двигать левой рукой. С правой все было сложнее – она до сих пор отзывалась короткой пульсирующей болью. Закусив губу, чтобы не стонать, девушка стянула куртку и ощупала руку. Все-таки повезло – перелома не было, хотя в районе локтя уже наливался здоровенный кровоподтек. На предплечье краснел второй кровоподтек, повторяющий форму сандалии Томико. Еще несколько синяков поменьше обещали вскоре появиться на левой руке – пальцы у малявки Хитоми оказались стальными. Но здесь Альдис сама виновата – не стоило трепыхаться.
Соседки успели переодеться и уйти, значит, можно было уже не сдерживаться. Если бы Альдис не прошла драконью школу эрлы Ауд, она бы разревелась от унижения, обиды и жалости к себе.
Прошедший год был щедр на уроки. Слезы ничего не значили и ничего не решали, тратить на них время и силы было расточительством, а она не могла позволить себе стать расточительной или слабой.
Кое-как натянув мундир, Альдис побежала на обед.
Intermedius
Кураторы
– Что скажете, наставник? Как вам новый набор?
Наставник Ингиред обернулся и досадливо поморщился:
– Гуннульв, твоя манера подкрадываться сзади раздражает.
– Ну, прости. – Храмовник подошел к краю террасы и проследил за взглядом собеседника. Внизу на плацу новенькие девочки под руководством ротного командира отрабатывали построения.
– Зрелище, достойное слез, – понаблюдав пять минут за неуклюжими движениями «птенцов», прокомментировал храмовник. – Даже Всеотец хмурится, глядя на это непотребство.
Действительно: безоблачное с утра небо во второй половине дня заволокло серыми облаками.
– Так бывает всегда, ты же знаешь, – пожал плечами Ингиред.
– Знаю, – кивнул храмовник. – Я сам отбирал их и в своих детях вполне уверен. Но двадцать один отпрыск Горних Домов… Я не помню такого урожайного года.
– Слухи ползут, несмотря на все усилия Храма. Каждый Горний Дом захочет иметь пилота «берсерка».
– Будь моя воля, я бы вообще запретил поступление без одобрения Храма, – сердито заметил храмовник. – Большинство этих майноров ни на что не годны. Мусор, шлак.
– А вы ожидали, что нам пришлют лучших, пресветленный Гуннульв? – Ингиред мастерски скопировал вкрадчивые интонации собеседника, что заставило храмовника еще больше нахмуриться.
Несколько минут они стояли в молчании.
– А где мальчики? – нарушил тишину отец Гуннульв.
– У Вальди своя методика.
– Дом Небес и Дом Огня прислали своих майноров. Вальди об этом знает?
– Прибудь к нам хоть все майноры Дома Солнца, для Вальди нет разницы между учениками. – Ингиред усмехнулся.
Снова пауза. Не томительная и неловкая, когда собеседники не знают, о чем говорить. Двое на террасе молчат потому, что понимают друг друга без слов.
– Мы дали им лучших ротных и создали все условия.
– Все равно до пятого курса дойдет только двадцать. – Храмовник покачал головой.
– Если бы не условия мирного договора… – Ингиред нахмурился. – Мне не очень-то приятно переводить половину будущих пилотов на «эйнхерии». Ты бы видел лица этих детишек.
Душевед издал тихий смешок:
– Зато остаются лучшие из лучших.
– В такие минуты я рад, что до пятого курса доучивается только половина, хотя обычно мне жаль ресурсов, потраченных на бездарных курсантов.
– Не жалей. Храм не всеведущ и тоже ошибается. Иногда и здоровое зерно не дает всходов.
– Половина здоровых зерен не дает всходов, – пробормотал наставник. – Столько напрасной работы…
– Ты знаешь метод лучше нашего? – резко спросил отец Гуннульв.
– Нет.
– Тогда не критикуй. Мы больше ста лет строим турсы, но до сих пор не понимаем, что делает человека пилотом. Сила воли? Да. Воля к победе? Да. Лидерские качества? Да, йотуны меня побери. Но есть что-то еще. Умение командовать, умение подчиняться… Т-фактор.
– Т-фактор?
– Так называют его мои братья. Он не выявляется стандартными тестами. Мы можем предположить после беседы, что ребенок способен стать пилотом. Но раскроет ли он свой потенциал, не знает никто, кроме Всеотца.
– Возможно, стоит разработать тесты получше.
– Да? – Храмовник скептически прищурился. – Наставник Ингиред, я же не учу вас, как нужно преподавать фехтование. Орден бьется над этой проблемой уже сто лет, но не смог предложить ничего лучше. Т-фактор – это смутная тень будущего величия. Он не улавливается приборами. Только человек может почувствовать его в другом человеке. И то не всегда.
– Может, стоит спросить у Всеотца?
Отец Гуннульв отрицательно покачал головой:
– Если бы Он, в великой милости Своей даровавший Мидгарду турсы, пожелал открыть нам это знание, Он сделал бы это сразу. Он хочет испытать нас…
– Тогда стоит признать, что мы не оправдали Его надежд.
– Испытание еще не закончено, а «берсерки» – знак, что мы следуем верным путем. И все же – как тебе эти дети?
– Дети как дети. Разные. Завтрашнее испытание покажет, кто чего стоит.
Из дневника Торвальда
День в очередной раз оказался никаким. Нас опять гоняли на симуляторах, но симуляторы только раздражают.
А мне хуже всех. Никто из моих товарищей меня не поймет – потому что никто из них не был богом неба.
Я скучаю по лазурной глади, по которой мог скользить; скучаю по густоте облаков, которые мог трогать; скучаю по игре со звуком, с которым мчался наперегонки, пытаясь доказать, что я быстрее.
На земле – пресно. Я рожден на земле, но я рожден для неба. Я хочу еще раз потягаться с богами небес, я хочу еще раз рвануться к Обители Бога-Солнца, я хочу…
Я должен выиграть турнир. Пишу эти строки, зная, что обманываю сам себя. Я уже не выиграю его. Буду честен. Пускай я весь день готов ругать наставников последними словами (и ругал, как же без этого!), но виноват я сам. Это моя вина, что у меня, оказывается, есть навыки воспитателя. Об этом я узнал рано утром. А к моменту прибытия «птенчиков» об этом знали уже все. Все – это мой курс. Козлы. Хоть бы кто пожалел. Скалили зубы и ехидничали, что, мол, Тор, который терпеть наставников не может, сам наставником станет. Чтоб их всех! И сокурсников моих, и наставников, которых я действительно терпеть не могу. Но терплю. Так терплю, что мне медаль дать надо!
