Это был не грот и не пещера, а самая настоящая комната, только без окон и обстановки. Стены, пол и даже потолок в ней были выложены полированным камнем и расписаны различными сценками. Как завороженная, девушка сделала еще несколько шагов вперед и встала прямо перед огромным изображением орла.
– Ой, что это?!
– Йотунство!
Крики Хельга и Лакшми прозвучали почти одновременно. Альдис подпрыгнула и обернулась, чтобы увидеть, как каменная плита опускается и закрывает вход в комнату.
В пару прыжков девушка преодолела расстояние до противоположной стены, но сколько она ни стучала по камню и ни пыталась нажимать на все выступы или выемки, ничего не происходило.
Даже тон звука при простукивании стен почти не менялся: глухой и невыразительный, он словно тонул в каменной толще. Курсантка попробовала отыскать контур каменной плиты, но так и не смогла различить, какие из каменных блоков составляли стену, а какие принадлежали двери, настолько тщательно они были подогнаны. Везде серый и гладкий камень. Ни щелки, ни трещинки.
– Мы в ловушке, – объявила она, оборачиваясь к своим спутникам.
Бхатка снова разрыдалась, словно ждала именно этих слов как сигнала. Альдис раздраженно закатила глаза. Ей было жалко южанку – смешную, наивную, не приспособленную ни к пещере, ни к академии, но она терпеть не могла утешать кого-то.
Неожиданно здесь на помощь пришел Хельг. Он обхватил ревущую Лакшми руками за плечи, прижал к себе и дунул ей в лицо. Глаза у бхатки стали огромными и изумленными, от удивления она даже прекратила плакать.
– Ой, ты чего? – Южанка, забыв о своей покалеченной ноге, попыталась отодвинуться от юноши, но тот ей не позволил.
– Ты знаешь, мне тоже очень страшно, – тихо сказал Хельг. – Но я надеюсь, что вместе мы сможем победить наш страх.
Сокурсница зачарованно кивнула, глядя на Хельга снизу вверх, как до того на Альдис.
На секунду Альдис позавидовала умению Хельга управляться с рыдающими девчонками. Сама она могла бы пятнадцать минут распинаться о том, что ничего страшного не случилось, все живы и даже почти здоровы, реветь стыдно, посмотри на себя, хватит уже… ну и дальше в таком ключе. Она могла бы даже надавать Лакшми пощечин. Но вот так, двумя словами успокоить и ободрить, Альдис не умела.
Хельг все еще прижимал к себе девушку, которая совершенно позабыла о сопротивлении. Рядом с рослым свандом она казалась совсем миниатюрной – темные кудряшки на затылке южанки едва доставали до подбородка юноши. Парень погладил по ее щеке. Рот Лакшми приоткрылся, а лицо на секунду стало глупым-преглупым.
– Вы так и будете торчать тут до конца испытания? – Альдис постаралась смягчить свой тон, но слова все равно прозвучали сердито и резко.
– Ой! – Бхатка дернулась, как пугливый зверек, оперлась на больную ногу, потеряла равновесие, бестолково замахала руками и непременно шлепнулась бы на пол, если бы Хельг галантно не подхватил ее.
– Зачем ты так? – с укоризной спросил он, опуская Лакшми на пол и помогая ей вытянуть сломанную ногу.
Девушка слегка покраснела:
– Я только хотела напомнить, что мы тут заперты и надо что-то делать.
– Угу. – Хельг кивнул, подошел и встал рядом. – Думаю, дело в этих фресках. – Он выразительно кивнул в сторону опустившегося куска стены.
Рисунок на нем дополнил общую картину. Это было изображение Катаклизма. Альдис видела подобные картины в Книге Солнца, которую ей показывал отец Джавар, подробно растолковывая значение каждого рисунка.
Картина Катаклизма была строго разделена на три части, как того требовал канон. Справа налево шла святая история, повествующая о древних временах.
Первая часть изображала землю, леса, горы, реки, города и веселящихся людей. В небесах парили грифоны, в реках плескались русалки, по лесам бегали единороги. Время до Катаклизма, когда люди были беспечны и постоянно нарушали запреты богов. Недовольные этим боги парили над облаками и хмуро смотрели на землю.
На второй части был изображен сам Катаклизм. Земля расколота, и мертвецы поднимаются из Хельгарда. Города и леса охвачены огнем, огромный волк пожирает солнце, погружая мир во тьму. По краям мира поднимаются гигантские волны – это пробудился Мировой Змей Ёрмунганд, чтобы покарать людей за грехи.
На третьей части было показано время после Катаклизма. От огромного материка остались только крошечные островки, на которых ютились выжившие люди. Они сражались со злыми духами и друг с другом за право жить. Таким застал мир Всеотец, когда, вспоров брюхо Фенриру, добыл свое Небесное Око. На картине было изображено, как одним своим лучом он осушает море, чтобы дать людям больше пространства для жизни, а другим пронзает Мирового Змея.
– Хельг, а что здесь изображено? – спросила Лакшми, разглядывая соседнюю стену.
– А, это… – Голос Хельга был рассеянным, юноша явно о чем-то задумался. – Это Всеотец зачинает первого конунга.
– Зачинает?
– Ага. Знаешь, когда мужчина приходит к женщине, они раздеваются и… – Хельг запнулся. Кажется, он только сейчас понял, ЧТО говорит.
– Раздеваются – и? – заинтересовалась бхатка.
– Ну… и проводят… обряд… приносят жертву… и боги дарят им детей…
– А как они проводят обряд?
– Э… – Хельг покраснел как рак. – Танцуют там… целуются… разные вещи делают…
– Какие разные? – настойчиво спросила Лакшми.
– Песни поют… – убитым голосом сказал Хельг. – Напитки пьют…
Альдис прыснула, но тут же закрыла рот ладонью.
– И за это боги дают детей? – продолжала допытываться Лакшми.
– Наверное…
– Глупость какая-то, – решительно сказала Лакшми. – По-моему, просить детей у богов надо по-другому.
– Вот и я так думаю, – неуверенно отозвался Хельг.
Альдис сползла по стенке. Она заткнула рот обеими руками, но смех все равно прорывался невнятными бульканьями. Только бы не заржать в голос или не сболтнуть что-нибудь лишнее! Объясняй потом Лакшми, откуда дети берутся.
– Очень смешно, – язвительно бросил Хельг в ее сторону и наградил Альдис мрачным взглядом, но от этого стало еще смешнее.
Наконец она сумела успокоиться, утерла выступившие слезы, поднялась и подошла к рисунку, который обсуждали Хельг и Лакшми. На нем была изображена Сольвейг Тороддсдоттир, дочь отважного конунга Тородда Сванссона. Всеотец избрал Сольвейг за чистоту души и храброе сердце для рождения своего сына – полубога-получеловека, который должен был вернуть на землю мир и спокойствие. Сольвейг стояла перед огромным окном в ночной рубашке со сложенными на груди руками. Ее фигуру ярко освещало солнце, несмотря на то, что на дворе была ночь. В льющемся из окна свете можно было различить схематичные фигуры «Дварфа» и «Стрелка» – Всеотец даровал своему будущему сыну турсы как залог его царствия на земле. С этого момента заканчивалась эпоха Смутного времени, ибо в мир пришел сын Бога-Солнца.
