Это был упырь, чью голову он недавно оторвал и чье сердце недавно раздавил, холодное пламя не-жизни которого недавно стекало по его пальцам.
И этого тоже не могло быть…
Еще Золтарус успел увидеть, что в ноге упыря торчит обломок иглы, покрытой мелкими рунами, той самой иглы, по которой текла его кровь из существа, похожего на мальчишку-вампира, в клюку Чистого.
Больше он ничего не успел увидеть своим единственным глазом. Упырь исчез. Удар сбоку в голову поменял направление полета Золтаруса и перебросил его в Границу. Он бился о землю, взлетал и летел, снова бился и взлетал, как камешек, скачущий по воде. Бог-упырь вылетел из пограничья и покатился по земле Границы, из которой недавно выбрался, чтобы всласть напиться человеческой крови. Чтобы после уничтожить мир… Чтобы больше не было вопросов…
Тело непривычно болело. Не той колющей или разрывающей болью, которая сопровождала его от вопросов, или во время божественной Власти, или когда магия уничтожала его тело. Эта была простая физическая боль, которая остается, если тебя ударят в живот, а ты не будешь готов к этому.
Это была боль смертного, а не бога.
Но Искра Творения еще была в нем, в его Крови, Золтарус мог в этом поклясться! Он продолжал быть Бессмертным!
Так отчего же он слаб, точно котенок перед львом?!
Накатывало безумие, знакомое безумие, после которого внутри и снаружи остается пустота. Он сдерживал безумие, он не давал ему вырваться, ему нужна была еда, но после безумия еды бы уже не было…
Золтарус закричал. Кровь текла по щеке, серебристо-золотистая кровь из глаза текла по щеке и вливалась в рот. Челюсть увеличилась, все зубы стали клыками. С ним его Сила! С ним его Искра Творения! Он все еще бог!
Он поднялся, пошатываясь, и столкнулся с взглядом возникшего перед ним упыря. Лиловый глаз Золтаруса смотрел в алые глаза Живущего в Ночи. Это был взгляд равного. Взгляд Бессмертного. В жилах этого упыря сейчас тоже текли золото и серебро. Золото. И серебро.
Золтарус тихо зарычал. Фиолетово-черные пузыри разом лопнули, открыв свету звезд и Луны бессознательных смертных, а фиолетово-черные шлейфы потянулись со всего пограничья к Золтарусу. Он звал свою Силу Крови обратно, он звал обратно свою божественную Власть, он звал обратно свои трансформы. Бог против бога. Бог-упырь против бога-упыря. Старый упыриный бог против нового упыриного бога.
Золтарусу нужна была вся его мощь, чтобы сражаться на равных. Однако упырь не собирался сражаться на равных. Он туманом растекся вокруг Золтаруса. Бог-упырь успел ощутить несколько касаний обретших плотность пальцев. Сердце замерло. «Он… приказал сердцу… остановиться…» Золтарус стал задыхаться, схватился за горло. Фиолетово-черная волна перехлестнула рубеж пограничья и Границы и устремилась к своему хозяину. Но Живущий в Ночи не дал ей воссоединиться с Золтарусом.
Точным ударом ладони он отрубил голову Золтарусу — как бог-упырь недавно ему. И погрузил руку в грудь Золтаруса — как бог-упырь недавно в него.
Онтический Эфир не мог помешать Онтическому Эфиру. Только не в измерениях Равалона. Бессмертный убивал Бессмертного в мире смертных — и Принципы не нарушались.
Сердце упыриного бога шевельнулось в ладони Живущего в Ночи. Золтарус еще был жив, он еще мог видеть своим единственным глазом, что упырь вскинул руку с сердцем — его сердцем! — и сжал ее.
Это пламя было таким холодным, что рука нового бога-упыря вмиг замерзла, обратившись в ледяную, и треснула. Там, где огонь капал на землю, выросли сосульки.
Живущий в Ночи оскалился и встряхнул рукой. Она уже восстановилась и стала прежней, лед осыпался с нее. Упырь поднес еще пылающее сердце ко рту и начал его пожирать.
«Феникс!» Это была последняя мысль Золтаруса. Последняя мысль, в которой желание жизни одолело жажду смерти. Последняя мысль бога-упыря, который хотел умереть и не успел понять, что умер. Потому что трансформа Феникса не сработала. Фиолетово-черная Сила Крови не успела дотянуться до хозяина. Она подтянулась к двум богам и начала вливаться в того, кто был жив.
В Понтея Нах-Хаша Сива.
Понтей… Ведь это еще был Понтей? Понтей пожирал тело Золтаруса.
Уолт, морщась от боли, подходил к Сива, держа левой рукой эфирострел. Нога и рука, приживленные магией крови, отказывались слушаться, то и дело норовили отвалиться. Вдобавок левая нога постоянно за что-то цеплялась, а правая рука будто пыталась ткнуть пальцем в глаз. Эта полевая магия еще скажется, нужно в Школу, прямо сейчас, если он не хочет, чтобы нарушилась система Локусов…
Понтей поглощал все, даже кости. Его челюсти перемалывали все.
Будь здесь Фетис, наверняка бы отпустил какую-нибудь скабрезную шуточку о кишечнике. Или гениталиях. Или еще о чем-нибудь. Хотя будь жив Вадлар, скорее всего он бы потребовал от Уолта вонзить клюку-шприц с чистой, очищенной от примесей крови бога-упыря именно в него. В Вадлара то есть. И сам бы сейчас пожирал Золтаруса.
Уолт остановился возле Понтея, глядя ему в затылок.
Сива стал выше. Значительно выше. Ведь сейчас он сидел на земле, а Намина Ракура смотрел прямо перед собой.
«Рост у него, как у Золтаруса», — отметил Уолт.
Бог-упырь Понтей проглотил последний кусок бога-упыря Золтаруса и поднялся. Уолт задрал голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Вот и все, — сказал маг. — Договор выполнен.
— Все, — кивнул Понтей. Голос был тот же… но уже чуточку другой.
Пока что — чуточку.
— Но не все еще все. — Сива смотрел на руку, цвет кожи которой стал приобретать оттенок рдеющих углей. Его черные волосы светлели… нет, начинали светиться изнутри. Глаза оставались алыми. Как с того момента, когда Уолт послал клюку с Кровью Золтаруса в голову Понтея, которая еще не успела сгореть. С того самого момента, когда Бессмертная кровь смешалась с кровью Понтея. С того момента, когда появился новый бог-упырь.
— Надоели загадки, — устало сказал Уолт. — Что еще, уважаемый Сива? Неужели нужно убить еще одного бога-упыря? Ну, теперь у вас самого есть Могущество для этого…
— В этом и дело, — сказал Понтей. Его алые глаза ничего не выражали.
— Во мне зарождается безумие, господин маг. Я чувствую это.
Уолт сел на землю там, где стоял.
— Просто здорово, — обратился он к звездам. — Великолепно.
— Это безумие Бессмертной крови, господин маг. Точнее — без-умие Бессмертной крови. У богов и убогов нет ума смертных, господин маг. То, что мы называем их разумом, — просто метафора наших ограниченных возможностей, наших жалких возможностей смертных. Теперь я знаю это, господин маг.
Уолт закрыл глаза. Он старался ни о чем не думать. Он убоговски устал. Сил почти не было. Ничего не было. Нет… Было. Только желание жить осталось в его уставшем теле, заставляя сознание из последних сил удерживать заклятие, не дающее отвалиться руке и ноге.
