Он понимал: Рафаил не умер.
Ялдабаот пал от стрелы Кшанэ. София убита Отражением Меча.
Но с Рафаилом так просто не справиться.
Грохот усилился. Нить крови разбухла, увеличиваясь до размеров настоящего смерча. Магическая Фигура Аль-сида погасла окончательно, а огненные копья, обрушенные на вихрь, исчезли без следа.
— У вас был шанс вернуться! — грохот и биение Ядра перекрыл исполненный презрения голос Рафаила. Его услышали все. Смерч чудовищной кровавой колонной пробивал свод, а спереди, сзади и по бокам начинали раскручиваться новые воронки, свивающиеся вокруг пробивающих пол нитей крови. По рдяным потокам пробегали молнии, воронок становилось все больше, от них тянуло смертью, мучительной смертью от клыков лесных чудовищ, страшной смертью от рук неупокоенных, неожиданной смертью от разбушевавшейся Стихии, в приступе ярости выпустившей на деревушку элементалей.
Тысячи радужных стрел обрушились на смерчи, Радуга перечеркнула ходящую ходуном пещеру. Нами дернулся, обернулся, бешено ища взглядом Кшанэ.
Она с Посланником все так же стояла на валу. Прикусив нижнюю губу, Меткая слала в выросшие перед ней три — сразу три! — кровавых смерча магическую стрелу за стрелой. Буря Тысячелетия сверкала так ярко, как никогда еще до того. Посланник, скрючившийся позади Кшанэ и опасно балансировавший на краю вала, шептал Слова. Пузыри черного огня взрывались перед смерчами и внутри смерчей, но остановить их рост это не помогло.
Рафаил хохотал. Его бестелесная сущность носилась по пещере, не боясь ни магии, ни Тени, окружившей Нами Отражением. Словно зубцы короны, клинки торчали из пола вокруг гомункулуса, нацеливаясь на преграждающие дорогу кровавые колонны. Он медлил, потому что не знал, что делать, а Аль-сид был занят, пытался набросить на смерчи Огненную Сеть, и Элинора, теснимая двумя смерчами, не могла вырваться из переплетения протянувшихся султанов, и Кшанэ…
Треснул свод, но не обрушился глыбами, как до этого пространство на Рафаила, а взлетел стаей птиц, устремляясь в покрытое тучами небо, словно засасываемый гигантским ртом. Тучи тут же бесследно исчезли, открыв взгляду алмазную россыпь звезд на черном бархате небосклона. Но и вселенские огни, будто стадо косуль, почуявшее льва, вприпрыжку разбежались, прячась в бездонной черноте Внешнего Космоса.
По темному куполу, разрывая его, словно тот был тончайшим шелком, а не эфирной оболочкой мира, прошелся клинок, созданный из Стихий. Противоположные, но не противостоящие друг другу Огонь и Вода, Ветер и Земля могучим лезвием, сотворенным такими надмировыми сущностями, что могла закружиться голова от попытки представить их, прорубал заслон между Живым и Мертвым.
И Небо Смерти, небо гибнущего мира, раскрылось над Дигуром, выпуская своих миньонов.
…и Кшанэ, когда рядом с ней и Посланником из пространства вышли вооруженные косами Бледные Рыцари, не успела отреагировать.
— Нет!
Теперь кричал он.
— Нет!
Не в силах остановиться, сам не понимая, что делает…
— Нет!
Кажется, она успела виновато улыбнуться. И рухнула следом за кричащим от ужаса Посланником в кипящее разрушительной магией Ядро.
Заклинание, которое должно было уничтожить Меч и Посох…
— Нет!!!
…но вместо этого отбирающее жизнь у Кшанэ.
И Меч довольно взревел, когда Нами пообещал ему свою душу — если он уничтожит Рафаила.
Вот теперь они рвались, как будто действительно были нитями, — кровавые колонны, необоримые всеиспепеляющей волшбой Аль-сида и неуязвимые для пронзающих все и вся шакров Элиноры. Аспидное чудовище неслось по пещере, обрушивая на смерчи меч, тянущийся из безграничности в бесконечность. Впивались в вихрящиеся потоки гладиусы, рубили поспешно отползающие султаны да-дао, наотмашь кромсали сплетающихся из праха, пыли и крови зомбяков махайры, вспарывали животы Бледным Рыцарям малхусы, пуддхи спешили разрезать эфирные нити, протянувшиеся между колоннами. Символ Инобытия щедро разбрасывался Отражениями, предчувствуя скорое Возрождение с последующим Воплощением.
А Нами смотрел только на Кшанэ, отшатнувшуюся от выпада косы Бледного Рыцаря, не удержавшую равновесия и…
Дальше он не видел.
Не хотел видеть.
И не слышал, как кричит Аль-сид, пытающийся сообщить Нами, что хватит, что Рыцари отступают, что больше нет зомби, что Рафаил бежит — самая огромная колонна стремительно поднималась в небеса, пытаясь скрыться в проломе Неба Смерти.
Он не слышал, но слышал Меч. И поднял аспидное чудовище следом за Рафаилом. Град крови, обрушившийся на Нами, развернулся багровыми парусами, сомкнулся, пеленая как младенца, свернулся алым шаром. И быстро сжался, пытаясь сдавить добычу, сломать ее.
Магия Крови Сына Змея превратила пространство внутри шара в почти непроницаемое, вклинившись в физическое естество мира едва ли не до глубинного уровня, где нет ни частиц, ни волн, ни поля, переводя замкнутую реальность в абсолютно инертное состояние. И отрезав от Эфира, от всех его основных потоков, Рафаил погрузил душу гомункулуса в вечный сон.
Но Дитя Змея просчитался.
Инобытие рявкнуло на застывшее Бытие. Алый шар распался на два. Второй, сапфировый шар, полная противоположность первому, распахнулся, выпуская из себя Меч с Нами.
Кшанэ больше не было.
Так зачем вообще чему-то быть?
Правильно. Быть — незачем.
Рафаил пытался сбежать и покинуть Равалон раньше, чем Меч доберется до него. Брат и Сестра с потерей Посоха лишались одной из опор своего пребывания в Равалоне, и теперь стремились перенести сюда гибнущий мир, где находились их тела. В Подземелье, решив, что началось очередное Вторжение, обрушивали на приближающиеся пласты реальности чудовищные по разрушительности заклинания, добивая и без того умирающее мироздание. Боги творили Эфирные Заслоны и тысячами слали Вестников, но сами опасались вступать в битву. Только божества войны рвались сразиться с чужаками, посмевшими покуситься на Равалон, но их не пускали.
Брат и Сестра шли на отчаянные меры, сталкивая миры. Так они могли потерять не только тела, но и сознания.
Ну и что? Миру, где нет Кшанэ, лучше не быть, чем быть.
Правильно. Лучше — не быть.
Символ Инобытия принял одну из своих любимых форм — Гасителя Звезд. Антрацитовое чудовище совсем потерялось на его фоне: громадный, утолщающийся к концу обоюдоострый клинок, по кромке тянутся Руны Предвечности — Знаки Первородных титанов; вместо гарды и рукояти полыхают созданные из белого огня крылья.
Рафаил спешил, он почти погрузился в небо чужого мира, когда Меч вошел в плоть умирающей реальности.
Потом боги знаний в Небесном Граде и убоги, исполняющие обязанности архивариусов в Либрисе Архилорда, запишут с различными вариациями, но передавая одну и ту же суть: «Многие решили, что наступает Судный День. Смертные в своей беззаботности не ощутили угрозы, нависшей над Равалоном. Восхваляя Создателя (Проклиная Создателя), мы ждали нашей Судьбы, радуясь (печалясь) Его Воле. Но час сменялся часом, день — ночью, а Равалон все так же несся по Эфирной Дороге, положенной ему от сотворения (возникновения) Мультиверсума. В Астрале не сохранились сведения об упоминаемых событиях, и нам остается лишь гадать, что же в действительности произошло в тот страшный день…»
