— Никогда не понимал Гулу, но в этом что-то есть, — задумчиво протянул Ацедий. Ему было весело.
Джетуш отпрянул назад, пытаясь разорвать дистанцию, но блондин оказался быстрее. Земной маг еще не успел активировать заклинание Каменных Копий, как парень схватил его за горло, с легкостью, словно Магистр стал легче пушинки, приподнял, и тоном, не терпящим возражений, велел:
— Довольно.
Вся бурлящая вокруг Джетуша магия, все вибрации Силы, всякая волшебная активность — все пропало. Сгинуло провалившимся за горизонт Солнцем, уступающим место Луне, испарилось неупокоенным призраком на рассвете. Силовое Поле, вихри Земной магии вокруг рук, Вторые Глаза, усиление чувств, тянувшиеся к гексаграмме нити, ряд Заклинаний, почти воплотившихся и готовых обрушиться на Ацедия — не осталось ничего. То, что сделал блондин, изгнало используемую Джетушем магию, как боги смерти забирают жизнь у смертного. Неожиданно. Это всегда неожиданно, даже если ждешь появления Жестокосердного на смертном одре. Неожиданно и неотвратимо.
Джетуш попытался пошевелиться. Не получилось. Глаза застлала черная пелена, тело словно стало каменным — и отнюдь не из-за магии Земли. Парализованные неведомым образом мышцы отказались слушаться. Боевой маг напрягся изо всех сил, но наведенную Ацедием блокировку (как?! как он это сделал?!) прорвать не смог. Взамен почти всемогущих магических энергий пришла пустота, наглая и довольная. Он почувствовал себя во власти могучих сил, превосходящих его существование, существование жалкого насекомого, пожухшего листа на ветру, капли в бушующем море. Давнее, забытое ощущение — из тех далеких дней, когда мальчишка Джетуш и представить себе не мог, что в будущем сможет соткать огнешар, и не какой-то там несчастный пламенный шарик, которым забавляет простой народ на ярмарке старый колдун Гиграс, а неистовый фаербол, прожигающий незаколдованный рыцарский доспех.
Гексаграмма погасла, поток чистой Силы Фюсиса напоследок вялой волной уткнулся в стену и крошечными мальками растекся по токам энергий долины. Напоследок Фигуры издали утробный рев, снова недовольные тем, что кто-то посмел потревожить их эфирные связи с материальным миром (пускай материя Подземелья и отличается от материи мира смертных, но и здесь она служит материалом для форм бытия). Отражения Воплощений Элементалей ушли, ушли безвозвратно — для создания Фигур Джетуш прибегнул к тщательно хранимым запасам, созданным в ходе сложнейшего ритуала, и повторить его в ближайшее и не очень время Земной маг никак не мог, требовалось особое расположение звезд, которое бывает раз в столетие.
Ацедий разжал пальцы, и Магистр, задыхаясь, мешком с камнями рухнул на землю. Тело откликнулось болью в суставах и нытьем отозвавшихся наконец мускулов. Улыбаясь и бормоча: «Бессмысленно, но забавно, бессмысленно, но нескучно, бессмысленно, но весело!» — блондин отошел на три шага от Земного мага и уселся на янтарную землю.
Он стиснул зубы, переживая жгучее, как положенный палачом в глаз уголек, чувство позора. Боевой маг! Второго разряда! Использовавший могущественные разрушительные заклинания! Земной маг — лучший чародей Земли и Тверди во всем Равалоне! Не без оснований называемый в Мидгардополисе Убийцей Тварей!
Проиграл.
Позорно проиграл.
И жив лишь потому, что зачем-то еще нужен живым. Будь все иначе, он был бы мертв — мертвее всех Тварей, посланных им в посмертие.
Джетуш сжал кулаки.
А ведь Ацедий прав. Поиграли и хватит. Действительно хватит. Он и так потратил зазря огромное количество Силы, не нанеся врагу ощутимого вреда. Пора стать предельно серьезным.
Джетуш поднялся. Ацедий не сдвинулся с места, с любопытством следил за чародеем. Блондин был уверен в своей безнаказанности и явно не ожидал, что «Элемент» сможет удивить и тем более — победить.
Ну что же, посмотрим.
Джетуш Малауш Сабиирский, лучший маг Стихии Земли Равалона, выпрямился. Расправил плечи. И стал предельно серьезен.
Он ударил всеми простыми боевыми заклинаниями, которые оставались скрытыми в ауре. Простыми — для него, конечно. Уолту или Эльзе половины хватит, чтобы полностью опорожнить Локусы и ауру. Из земли поползли приобретшие прочность стали стебли, и Травяные Копья пронзили ноги Ацедия, удерживая его на одном месте. Руки Огня голодными волками впились в живот, Шквал Ветра вцепился в горло, словно Дикий упырь, Цепь Молний рычащими угрями помчалась по рукам, Крик Вильгельма ударил по барабанным перепонкам, за ним последовали Молот Табула, Рев Тьмы, Светлое Изгнание, Купель Смерти, Пики Витгенштейна, Северные Агнцы, Скорпионы Эльдора, Глефа Ярости и другие, другие, другие… Пульсаров, огнешаров, ледяных стрел, водяных хлыстов, воздушных ям и каменных ядер Земной маг выпустил столько, что мог разбить войско королевства средних размеров, если бы Номосы Конклава не запрещали боевым магам участвовать в сражениях смертных.
Но всей используемой магии не хватило для уничтожения Ацедия. Тот бесновался посреди магического светопреставления, словно одержимый Тьмой и Мраком гоблинский шаман из Восточных степей, и, несмотря на хлещущую из многочисленных ран кровь, не собирался умирать. Скорость его регенерации могла сравниться, наверное, со скоростью восстановления тела Бессмертного, явившегося в мир смертных, Онтическим Эфиром. Но блондин отнюдь не Бессмертный — ни бог, ни убог.
Тартарарам с ним. Пусть веселится, как умалишенный. Ведь Ацедий еще не испытал мощь основного удара.
Пока элементарные и легкие боевые заклинания бесноватым градом сыпались на блондина, Джетуш плел основные чары. Несколько синхронных магоформ совсем не проблема для мага его класса. Сложностью некоторых чар восхитились бы даже Архимаги Конклава, но одновременно поразились бы: такая плотность магических энергий не может не аукнуться на нормальной работе Локусов Души и телесном здоровье. Но Земной маг понимал, чем рискует.
Ради победы он был готов на все.
Сначала потихоньку из ноздрей посыпалась пыль — неприятно, но терпимо. Но когда в пыльное облако стало обращаться его тело, когда он стал терять человеческий облик, превращаясь в груду крупиц — железных крупиц, — тогда противно-режущая боль от перевоплощения захлестнула сознание полностью. И маг хотел закричать, но кричать уже было нечем, нечем было и видеть, но он — видел, видел и контуры тающего комплекса заклинаний вокруг врага, и трескающиеся под ударом пролетевших мимо цели заклятий друзы, и уползающую подальше от эпицентра буйства чар многоножку, и фурию, все так же пытающегося пробить стенку куба бесполезным здесь копьем…
Расплываясь бесформенной массой над клубком магического трехцветья, внутри которого магия Джетуша пыталась справиться с одним-единственным противником, Земной маг подумал, что главная проблема Удария, одного из его лучших учеников в геомагии, который сумел подчинить чары Железной Бездны, но никак не мог подобраться к следующему, высшему уровню этой магии, в том, что для овладения Смертным Железной Бездны нужно суметь вытерпеть эту ужасную боль, сопровождающую преобразование тела, достойного трансформаций материи в тиглях и колбах алхимиков. И дело не просто в физической боли, ее Ударий, любитель подраться, мог вытерпеть. Смертный Железной Бездны, как и подобная магия, которой великолепно владеют члены Стражей Системы Конклава, входящие в отряд «Богадельня», разрывает в первую очередь эфирные нити тонкого тела, и боль от разорванных связей ауры и тела физического не идет ни в какое сравнение с обычной болью.
