— Но Ацедий — вполне индивидуален. Как он…
— Ты недавно Клятву посмертием поминал, не так ли? — Чжоу улыбнулся. — Странно, что ведая о ней, ты не знаешь об умной энергии, но напомни: без чего не сможет Мысль Тварца пребывать в тварном бытии?
— Без носителя… — пробормотал Джетуш, начиная понимать.
— Тело — это место, которая душа занимает в пространстве. — Якша создал на ладони огненную кошку, наблюдая, как она умывается. — И сообразно пространству душа создает тело. В Равалоне — одно. В Нижних Реальностях — другое. В Небесном Граде — третье. В Океане-между-Реальностями и Межреальности — четвертое.
— Когда Др-р-ревний Ужас выр-р-рваться, он найти Младший Владыка Элементалей и воплотить себя. Он ур-р-раган без ур-р-рагана, но Владыка эпицентр ур-р-рагана. Убер-р-ри Владыку — нет ур-р-рагана. Я убр-р-рать Владыку. Но твоя ситуация сер-р-рьезней моя ситуация. Тогда быть непосредственно Владыка. Сейчас Владыка непосредственно нет.
— Тело этого Ацедия — сгусток умной энергии, — пояснил якша. — Так сказать, умная плоть. Носитель не он.
— Да, — кивнул Джетуш. — Я понял. Носитель — куб. Он не только мешал мне уйти — он защищал себя.
— Молодец, мальчик.
— Итак, — якша сдул кошку с ладони, отправив в пустоту лоскуты пламени, и посмотрел на Земного мага, — тебе нужна наша Сила.
— Нужна.
— И ты согласен на цену?
— Мне некуда де…
— Ты согласен на цену? — с нажимом повторил Вьясатват.
— Согласен.
— Тогда, Джетушка, располагайся. — Якша подвинулся и жестом указал место.
Он шагнул вперед, зная, что по бокам появляются каменные столбы. Вглядись в столбы, присмотрись к покрытым трещинами каменным бокам — и увидишь стремящихся к Корням Мира индрик-зверей, заметишь тянущихся по ущельям Горных Змей, обнаружишь подстерегающих в холмах одиноких путников дуэргаров, разглядишь оберегающих Сердце Мира сторуких и пятидесятиголовых гекатонхейров.
Увидишь — и, может быть, задумаешься о земле, по которой ступаешь.
Или — нет.
Небосвод решил, что все кончено.
Пылал светом и яростью гигант, рассыпался железным песком маг, и можно было поспешить посмотреть на другую битву, которая грозила вот-вот закончиться.
Что его задержало, небосвод не понял. Но почему-то решил чуть-чуть подождать, взглянуть — что будет делать светловолосый? Он же сказал, что не смеет убивать мага. Однако убил.
Небосвод не жалел, что остался.
Светловолосый разжал пальцы, посмотрел на ладонь, где кроме железной пыли ничего не было. Тряхнул рукой, избавляясь от останков мага.
И недоуменно уставился на висевший там, где только что была ладонь, посох, с какими бродят буддисты-ракшасы. Длинное древко. На одном конце лезвие, похожее на лопату, на другом лезвие-полумесяц. Стучат друг о друга, радостно звеня, бубенчики, колыхаются, переплетаясь, многочисленные ленточки и кисточки. И никаких магических знаков.
Светловолосый попытался схватить посох, но рука прошла сквозь него. Словно наведенный морок, а не реальная вещь. Но небосвод видел: посох реален. Просто реальность бывает разной. Да и видеть надо по-особенному. Что? Научить? Да без проблем, уважаемые. Сначала надо на пару тысяч лет стать небом Подземелья… Что? Уже не хотите? Ну как хотите. Собственно, никто и не предлагал.
— Что ты еще придумал, Элемент?! Пойми наконец: все бесполезно! Скучно и бесполезно! Теперь — невероятно скучно!
Гигант ревел и бесновался; светловолосый бахвалился; он пытался показать, что ничего не боится и абсолютно в себе уверен.
Нетушки. И боялся, и не был уверен. Самую малость. Капельку. Но ведь боялся и не был уверен!
От неба Подземелья ничего не скроешь.
Светловолосый, продолжая оставаться в форме гиганта, опять попытался схватить посох, шепча «Распад» и «Назад». Сначала правой рукой, потом левой. Потом обеими. Посох упрямо отказывался даваться. Светящаяся энергия на руках гиганта жадно тянулась к вещи, но ей не дано было овладеть загадочным артефактом.
А затем посох начал светиться. Словно издеваясь, он мерцал в согласии с мигающими сполохами энергии светловолосого — и с каждой новой вспышкой света от него с громоподобными раскатами истекала Сила. Могучая, неподвластная смертному, будь он хоть Архимагом, Мощь — и небосвод невольно вспомнил Маэлдронов, в давние времена посещавших Подземелье.
По Локусам Души тех смертных тоже мчался Эфир, подчинявшийся лишь воле Бессмертных.
Сжигающий дотла город пожар; сокрушающее все плотины на своем пути половодье; не щадящий никого на своем пути смерч; безостановочно катящаяся лавина. Салэамандрэ, Ундионэ, Сильифидэ и Коэбальдэ, предельные принципы магического подчинения Стихий. Они не имеют ничего общего с саламандрами, ундинами, сильфидами и кобольдами, кроме привычных сфер обитания. Салэамандрэ — везде, где танцует пламя; Ундионэ — везде, где бежит вода; Сильифидэ — везде, где вьется ветер; Коэбальдэ — везде, где лежит земля. Поля магии Стихий, не имеющие конкретного воплощения — и воплощенные везде.
Посох извергал из себя именно эти предельные Силы, и небосвод посочувствовал светловолосому.
Попади под такой удар Повелитель — и ему, несмотря на Онтологический Эфир, придется несладко. А уж если по глупости Повелитель окажется защищен только Онтическим Эфиром!..
Ну, Повелителей много. Найдут к Функции нового.
Очередной волной предельной Силы светловолосого отшвырнуло от посоха. Гигант снес десятки друз, рухнув на землю. Приподнялся, таращась на посох. Небосвод видел: море страха плескалось во взгляде противника мага.
Несмотря на то что Сила просто залила весь куб и стала настолько плотной, что могла ощущаться как материальный объект, светловолосый сумел подняться. И, ревя во всю глотку, начал увеличиваться.
Враг мага достиг макушкой «крыши» куба, когда вся выпущенная Сила внезапно влилась обратно в посох. Ревя, словно раненый зверь, и сверкая, словно десятки Солнц, светловолосый ударил всей выделяемой телом энергией по посоху.
И дикий вопль заполнил пространство куба:
— Распад!!!
Не приказ.
Просьба.
Может быть даже — мольба…
Посох ответил: черно-белым шнуром огня, тихим, не в пример рыжим родственникам; взъярившимися пластами земли, где среди острых камней и кипящего бульона металлов затерялся янтарь; залихватски, по-разбойничьи засвистевшим смерчем, насилующим воздух; водяными потоками, такими плотными, что не успевающий убраться с их пути камень превращался в битую крошку.
И все это — в оболочке Мощи, того Могущества, которое в начале Первой Эпохи позволяло смертному приказать горе — и гора уходила с его пути, повелеть реке — и река меняла русло, иссечь плетью море — и море поспешно отступало. Могущества, которого боялись Младшие боги.
