Гольдберг сотворил тогда чудо, вытащив нас из Красноярска. В город мы приехали без приключений – гибэдэдэшники приветливо реагировали на ведомственные номера и собровскую эмблему. Им было все равно, что за люди в гражданском сидят в кабине, а злодейская морда Славы за рулем только укрепляла уверенность ментов в специальном назначении пассажиров.
Грязные и зловонные, побитые и раненые, возвращались мы в город из кошмарного леса. Остановились возле первого же узла связи. Карманных денег зарезанного часового набралось на междугородний звонок. Вадик поговорил с братом и сообщил нам, куда ехать. Мы совершенно не ориентировались, поскольку были в Красноярске всего второй раз, а первый – по пути в Усть-Марью, и города не знали. Кое-как разобрались по карте, купленной в газетном киоске. На нее ушли последние гроши, а это было стремно, потому что стрелка уверенно показывала нулевой уровень отметки топлива. Обсохнуть посреди улицы с нашим грузом и полуживым Вадиком на руках было смерти подобно.
Нам повезло. Горючки хватило, чтобы добраться до спасительного убежища. Нас встретил хмурый пожилой человек, похожий на старого черта. Отличный врач, как выяснилось позже. В качестве жилища отвел большой кирпичный бокс где-то на отшибе. Места хватило не только «Уралу», но и нам, чтобы размять ноги. Благодетель, представившийся Михаилом Соломоновичем, наспех обработал Вадикову руку средствами из автомобильной аптечки и отбыл на своей новенькой «десятке», пообещав вскорости вернуться. Он привез пару матрасов, одеяла, еду и тогда занялся Вадиком уже по-настоящему. Прочистил рану, залил мирамистином, причиняя Гольдбергу невыносимую боль, сказал, что дело пойдет на поправку, если держать раневой канал в чистоте. Вопросов лишних не задавал, будто принимать увечных беглецов на угнанных у СОБРа грузовиках было для Михаила Соломоновича заурядным событием. В этом суровом краю люди и заведенные ими порядки полностью соответствовали природе и климату. Сталкиваться с ними вновь мне больше не хотелось ни при каких обстоятельствах.
На матрасах мы провели четыре долгих дня. Чтобы чем-то занять себя, отскребли от корки кальцита Золотые Врата и покрасили шаровой краской, банок двести которой стояло штабелем возле стены. Теперь Врата выглядели совершенно непрезентабельными чугунными плитами, мятыми и неровно обрезанными. Тягать их и тем более интересоваться, что скрыто под слоем краски, никому бы в голову не пришло.
Гольдберг вызволил нас из гаражного заточения, явившись, словно жирный и деятельный ангел, посланник Бога и судьбы. Кроме него, надеяться нам было не на кого.
– Ну что, разбойники? – спросил он, внедряясь в гараж через приоткрытую Михаилом Соломоновичем створку. Вадик при его словах испуганно дернулся и чуть не обгадился от страха, услышав такие речи. – Залегли на дно и думаете, что вас никто не найдет?
Я напряженно замер, ухватившись за рукоять Сучьего ножа, а потом узнал голос и на душе сразу полегчало. Пришла уверенность в том, что мы выберемся.
Гольдберг-старший приехал выручать брата не с пустым кошельком. Иначе как объяснить, что все делалось быстро и качественно, будто по мановению волшебной палочки. И если с транспортировкой нашей компании проблем не возникало (посадил на поезд – и вперед!), то доставка золота казалась проблемой нерешаемой. Но только не для Давида Яковлевича.
– Ого, – только и сказал он, когда мы отскребли кусочек краски, обнажив истинное лицо Врат. – И это обе плиты? Тогда что же мы сидим? Приступаем к делу!
Молчаливый Михаил Соломонович привез «газель» досок, и к вечеру мы зашили обе створки в прочную тару, изнутри обмотав для полной конспирации рубероидом, рулон которого валялся в гараже.
Ночь мы со Славой провели на матрасах возле Врат, а Гольдберги отбыли в более комфортабельные условия. Сон не шел. Мы дружно чесались. Хотелось в баню, ведь не мылись больше недели, а только бегали по лесу и спали в одежде. От ведра с испражнениями несло. По крыше скрежетала когтями ночная птица.
– Слава, – сказал я, – а ведь мы богаты!
– Разбогатеем, когда домой вернемся. – Осторожность не покидала корефана.
– Разбогатеем! – с уверенностью заявил я.
На рассвете ворота гаража лязгнули. Мы спросонья схватились за оружие.
– Выспались, я надеюсь? – бодрый голос Давида Яковлевича полился елеем на наши душевные раны. – Тогда подъем, собираемся в дорогу.
Протяжно зашипев тормозами, у гаража остановилась пафосная «скания». Водитель был под стать Михаилу Соломоновичу – поджарый, молчаливый, в годах. Обращаться к нему надо было Валерий Палыч и на «ты». Впятером мы заволокли в кузов надежно упакованные Врата. Они весили удивительно много.
– Готово, – радостно объявил Гольдберг. – Сейчас мы поедем грузиться, а вы с Мишей позавтракайте в кафе на выезде.
Он забрался в кабину к Валерий Палычу и укатил на склад.
– Нам тоже пора, – лаконично заметил хозяин. – Волыны в гараже оставьте. Нехорошо получится, если менты на трассе запалят.
Мы с корефаном переглянулись. Достали из-под одежды стволы, протерли, сложили в углу и прикрыли ветошью. У нас еще оставались ножи. О них разговора не было, да и милиция в последние годы стала относиться к пикам спокойно.
Когда мы вышли на дневной свет, Михаил Соломонович оглядел нас с головы до ног и вздохнул.
– Ну, че, совсем завшивели в подполье? – Слава правильно его понял.
– Вроде того, – вежливо съехал Михаил Соломонович. – Предлагаю перед завтраком в баню. Сауну не обещаю, но душевая работает.
– Большего нам и не надо, – сказал я.
В машине, старом «шевроле тахо», ждал Вадик. Вид у него был нездоровый, но чистенький и нарядный. Двоюродный братец позаботился о нем, пока мы гнили на матрасах.
– Приве-ет, – сонно протянул он, когда я устроился рядом на заднем сиденье.
– Привет. Ты что такой вялый?
– Я ему димедрола вколол, чтобы тряску легче переносил, – пояснил Михаил Соломонович. – Что, тащит тебя, волка?
– Та-ащит, – пробормотал Вадик.
За минувший вечер они познакомились, и между ними что-то произошло. Судя по бойкому виду Давида Яковлевича, ничего слишком плохого и непоправимого, но отношение к Вадику явно ухудшилось. Должно быть, рассказал о наших подвигах.
Как бы то ни было, ко мне с корефаном Михаил Соломонович продолжал относиться вежливо, наверное, боялся. Мы посетили душевую на задворках автокомбината, открытую по первому же стуку пьяным сторожем. Зеркало в раздевалке отразило чью-то страшную чумазую рожу. Я даже не сразу понял, что мою. Надо же так изгваздаться! Впрочем, это было легко исправить. Горячая вода, мыло и старая мочалка – что еще нужно вышедшему из леса партизану? Разве что бритва. Одноразовый станок нашелся у запасливого старого черта. Мы привели внешность в порядок и почувствовали себя бодрее. Даже КПМ на выезде из Красноярска перестал нас пугать.
