— Ваша беспринципность мне даже нравится, — молния он. — Отсутствие идейной направленности, кроме четкой ориентировки на достижение личного благополучия, выдает в вас сибарита.
«Какой наблюдательный господин, — не без неприязни подумал я. Остап Прохорович, открывавший доселе незнакомую сторону личной жизни, удивлял все больше. — Какие еще сюрпризы ждут меня впереди?» Недооценивать работника партаппарата было попросту небезопасно.
— Вам известна система градации, существовавшая в кайзеровской армии? — Стаценко прошел к столу и сел напротив меня, отодвинув локтем пачку «Ostara». В моем лице он нашел отзывчивого слушателя — я постарался состроить соответствующую мину. — Между тем иерархия была весьма четкая. Высшую касту командного состава составляли глупые активисты, следующее место занимали не блещущие умом лентяи — вреда от них было значительно меньше. На более высокой ступени стояли умные, но излишне деятельные офицеры, а вот подлинной элитой армии являлись умные и ленивые. Они были самые полезные, но поскольку сочетание таких качеств — редкость, наверху находилось именно это интеллектуальное меньшинство. Что вполне естественно, так как наиболее рациональные управленческие структуры строятся по принципу пирамиды.
— Так устойчивее, — добавил я.
— Вот именно, — согласился Стаценко. — Мне кажется, Илья Игоревич, у вас есть все данные, чтобы принадлежать к последней категории управленцев.
Мне сделалось не по себе.
— Благодарю за комплимент, — сказал я. — Только не понимаю, к чему вы клоните.
— Сейчас поясню. Хотя мне кажется, что вы больше осторожничаете, — показал в улыбке ровные белые зубы Остап Прохорович. — Дело в том, что отсутствие общественно полезных потуг характеризует вас как пассивного в положительном плане индивидуалиста. Кроме того, вы далеко не глупы, в чем я имел возможность убедиться, понаблюдав за вами в ходе наших бесед. Чего вам не хватает, так это навыков руководителя, но они легко нарабатываются практикой. А для этого у вас есть все способности, можете мне поверить.
Мне показалось, что господин Стаценко откусывает несоразмерно больше, чем может проглотить.
— Чего же вы хотите от бедного археолога? — задал я давно вертевшийся на языке вопрос.
— Чтобы он попробовал себя на руководящей работе.
— А ну как не справлюсь?
— У вас должно получиться.
— По-моему, вы малость переоцениваете мои способности, — не сдавался я.
— Уверяю вас, испытание не будет серьезным.
— Испытание? — слово очень не понравилось мне.
— Можно сказать и так. В конце концов, всякое вступление в новую должность есть маленькое испытание. Смена обязанностей увеличивает нагрузку, не скрою. Мне хорошо известны тернии власти — это ее неотъемлемые атрибуты. Я ведь сам управленец, как это называлось прежде — номенклатура.
Я заметил, что папик говорит моими словами. Подстраивается под манеру речи собеседника, значит, стремится расположить к себе. Трюк нехитрый, но действенный. Остап Прохорович проявил исключительную наблюдательность, чем и насторожил: а не является ли он агентом Большого Брата? Интерес ФСБ к моей особе вполне объясним, я крепко повязан с теневым рынком антиквариата. Правда, зачем разрабатывать меня таким дорогостоящим образом, когда можно просто изловить на нелегальной сделке? Да и других дел у меня наворочено немало — сколько угодно зацепок для добротного шантажа. Или чекисты решили сначала попробовать по-хорошему?
Должно быть, целая гамма сомнений отразилась у меня на лице, потому что Стаценко вдруг подался вперед и доверительно сообщил;
— Если справитесь, оплата целиком и полностью вас устроит. В этом вы не сомневайтесь, Илья Игоревич.
— А с кем, собственно, мне придется работать и, главное, на кого? — за хорошие деньги или нет, сотрудничать с Большим домом мне в любом случае претило.
— Работать придется с людьми. Не очень умными людьми. А на кого — сами рассудите, — хлопнул папик ладонью по пачке «Ostara».
Теперь я был почти уверен, что меня вербуют. Причем бездарно либо внаглую, то есть открыто, не пытаясь завуалировать заказчика фактически ничем.
— Нет, — улыбнулся я и покачал головой. — Боюсь, не получится.
— Да вы не бойтесь, — когда требовалось дожимать, Остап Прохорович мог быть наглее стаи колымских педерастов. — Не скрою, хлеб управленца поначалу кажется горек, но стоит попробовать, и он понравится. Потом никакой другой жизни не захочешь. Уж поверьте вы мне, дорогой Илья Игоревич!
— Нетушки, — куда более категорично отказался я. — Из меня плохой начальник.
Я бы скорее подмахнул собственной кровью дьявольский цирограф, нежели согласился взаимодействовать с органами.
— Но почему?
— Я не лидер, и командирских задатков у меня нет.
— Ну що ж вы так упираетесь, — мягко пожурил меня Остап Прохорович, сбившись на малоросский акцент. — Если бы знали вы, Илья Игоревич, какие замечательные перспективы открываются у вас на этой работе.
— Какие?
— Замечательные, — распространяться о подробностях новой работы, не добившись моего согласия, Стаценко не собирался. — Как в отношении денег, так и общественного положения.
С точки зрения банальной эрудиции даже для оперативной работы госбезопасности условия были слишком шикарные. Но если не госструктура, то что?
— Вы подумайте, Илья Игоревич, не спешите с ответом, — наконец отпустил меня с миром Остап Прохорович. И попросил напоследок: — Только о нашем разговоре пока никому, ладно? Поразмыслите над этим как следует. На самом деле вы достойны большего, чем вам кажется.
Вот и пойми, что на уме у этих «новых русских»!
5
Домой меня доставила все та же серебристая «ауди-100» с мигалкой.
Маринка скучала перед телевизором.
— Поразвлекался? — В ее голосе сквозила плохо скрываемая зависть.
— В некотором роде, — бледно улыбнулся я. Марина давила на «лентяйку», бесцельно переключая программы. Смотреть было нечего.
— Как живет папик?
— Хорошо живет, нам бы так.
— Что было на обед?
— Рыба.
— Да ну, — пренебрежительно фыркнула Маринка. В ее представлении рыбный стол ассоциировался с отварным минтаем и копченой скумбрией, постной и жесткой. — Он что, круто верующий?
— Верующий? — я был слегка озадачен, потом сообразил, что сегодня постный день. — Может быть.
Другой вопрос, что я затруднялся определить принадлежность Стаценко к какой-либо из распространенных конфессий. Из головы не шло, с какой гордостью Остап Прохорович демонстрировал коллекцию «Ostara». Словно пароль сообщал. Да и заточка у него не фээсбэшная, сексота я уж сумел бы распознать.
