— Впрочем, чего от отечества ждать? — печально добавил он.
Юра заметил его удрученный вид и сказал:
— Ты что, брателло, нанимался ядерное оружие охранять или тебя против твоего желания после школы призвали и ты не знал даже, в какой род войск попадешь?
— Нас опять надули, — тоном натерпевшегося лоха констатировал Макс.
— Как жабу болотную. — Юра проворно разлил остатки абсента, замутил с мятным ликером, стукнул донышком стакана по столу, приглашая принять участие. — В детстве мы в деревне с ребятами лягушек надували через соломинку. Знаешь, вставляешь в зад и дуешь. Я, короче, чего-то дую-дую — никак. Там у нас один был такой перец, забрал у меня, раз, смотрит на соломину, говорит, что ты ее всю обслюнявил, гадость какая. Потом достает из лягушки соломинку, переворачивает и дует. Прикинь, какой молодец!
Макс против своей воли улыбнулся.
— Кстати, по поводу надувательства. — По лицу собеседника было видно, что он принял какое-то решение. — Я так понимаю, ты сейчас в свободном полете?
— Пока не приземлили, тьфу-тьфу-тьфу.
Юра навис над столом, тлеющая сигара между пальцев торчала, как у гангстера.
— Ты как, в деле поучаствовать?
— В качестве кого? — спросил Макс больше для проформы, отлично зная, что если ему и наметили участие в роли лоха, то никогда об этом не скажут.
— В качестве компаньона.
— Что мы будем делать?
— Надувать.
— Давай по трезвяку обсудим.
— Давай.
Юра докурил и попросил счет.
— Забей! — отмахнулся он, когда Макс потянулся за кошельком.
Верещагин не стал спорить: хозяин — барин.
Они выкатились на улицу. Макс подумал, как бы улизнуть, чтобы не попалить адрес. Компаньон компаньоном, а перед человеком, который занимался надувательством с детства, засветить последний оплот не хотелось. Достаточно того, что Майе показал.
— Ты мой номер запиши, — сказал Юра, доставая мобилу. — Диктуй свой, я тебе сейчас звякну.
— Говори, я так запомню, — умело съехал Макс.
Юра продиктовал номер, который Макс занес в записную книжку своего сотового.
— Готово, — сказал он. — До связи.
Юра быстро поймал ему машину, но сам ехать не спешил.
— Пойду в офис, — доверительно сообщил он. — Взбодрю эту дуру, если домой не ушла.
— Не любишь ты Свету, — укорил Макс.
— Абсолютно, — признался Юра. — Ее не за что любить. Дура — она дура и есть, и судьба ее печальна.
Оставив негоцианта темных дел издеваться над глупой секретаршей, Макс отбыл домой и вышел на всякий случай возле метро: спьяну он пугался даже таксиста. В теплой машине его развезло, но на улице взбодрился, купил цветов и тортик, дабы умилостивить подругу.
— Ого, да ты гуляешь, Никитин! — Майя оценила его состояние и от зависти восприняла по-женски, в штыки.
— Да, встретил старую гвардию, — пробормотал Макс, стаскивая ботинки. — Служили вместе.
— Это в «Альмарелли»? — без запинки произнесла Майя.
«Должно быть, весь день учила», — подумал Макс и заплетающимся языком сказал, чтобы не позориться, просто:
— В ней самой.
— И чего?
— Да так, про армию говорили…
* * *
Юра ошибался: в подземных сооружениях Кизилташа находились не только хранилища для специзделий, но и цеха. В них разбирали устаревшие ядерные взрывные устройства. Косвенное подтверждение этому оба жулика много раз видели в городке, когда предавались праздным размышлениям на скамеечке возле заброшенного памятника Ленину. Из самых первых специзделий, бериевских, на электронных лампах, было извлечено много меди, латуни и бронзы. Ненужные детали копились на складе, пока в литейке РММ из них не отлили трехсоткилограммовый барельеф Владимира Ильича. Соорудили красивую стелу в парке и укрепили на ней атомный профиль. Делали с любовью, получилось на века. Барельеф не удалось украсть даже добытчикам цветных металлов. Стела, изготовленная из лучшего цемента 12-го Главного управления Министерства обороны, выдержала все варварские набеги, а побывавший во чреве кузькиной матери Ильич вдохновенно косился на жителей Краснокаменки, приходивших к нему дернуть винца. Молотки и зубила мародеров, выкрошившие бетон, словно пулями, придали стеле трагичный и героический вид, превратив в настоящий символ несокрушимого щита великой державы.
Этот памятник был термоядерным, вечным.
Глава вторая,
в которой незваный гость оказывается не хуже татарина, заставляет пробудиться в русской душе потаенный страх перед нашествием и полоном, но все заканчивается сабантуем
После абсента упадок сил был дикий, и Макс проклял все экзотические напитки, вместе взятые, пожелав им гореть в аду. Он сидел на кухне и глядел в окно, за которым разгорался апрельский полдень. С крыши капало. Настроение было совсем не весеннее. Зазвонил телефон. Макс снял трубку.
— Привет, брателло, это Юра, — бодрым тоном представился звонильщик. — Не возражаешь, если я зайду?
Макс впал в ступор. Он точно помнил, что вчера не оставлял своего домашнего телефона и адрес тоже не называл. Так как же, черт возьми…
— Заходи. — Сил бороться не осталось.
— Тогда открывай, я у ворот, — лаконично сообщил Юра и отключился.
Макс посидел, раздумывая, идти или не идти. Неугомонный посетитель весело затрезвонил в дверь.
— Никитин, звонят! — крикнула из комнаты Майя.
— У нас гости. — Макс поплелся отворять ворота.
— Кто? — испугалась Майя.
— К нам пожаловала фирма «Альмарелль».
Первым делом он приник к глазку.
За дверью стоял Юра. Один. Руки его были заняты цветами и коробкой.
— Отворяй, камрад, — подзадорил он. — Я слышу, как трещит твоя голова!
Макс секунду колебался, потом решительно отщелкнул замок.
— Боишься открывать незнакомцам, знать, совесть нечиста, — заржал Юра.
— Не вижу причины жить с чистой совестью, — буркнул Макс, которого застали врасплох. — Проходи.
— Живой после вчерашнего? Шел мимо, дай, думаю, загляну чаю попить. — От Юры в доме стало неестественно шумно.
Из комнаты выглянула Майя.
— Здравствуйте. — Юра тут же протянул ей букет. — От фирмы и от себя лично!
В букет оказалась вложена визитка с поздравительной подписью. Майя покраснела от удовольствия: ей еще никто не дарил цветы с карточкой. Макс ревниво глянул на визитку и с тайным злорадством отметил, что пишет Юра как курица лапой.
