По сути, его появление на сцене событий служило приговором.
«Почему за тысячу лет развития мы не научились ничему? Не стали настолько сильными, чтобы больше не применять силу?»
Мысли проносились мгновенно, служили фоном к действию.
Хорошо, что все закончится так. Она боялась будущего, боялась, что Тернов никогда не ответит ей таким же взаимным, глубоким и пронзительным чувством.
Торсовый поворот, оглушительный рев ракетного запуска, близкий разрыв вражеского снаряда, всплеск пламени, рваные клочья дыма, осколки, секущие по броне…
Догорали последние мгновения. В мысли вплетались злобные отчеты о критических повреждениях, «Хоплит» истекал дымом из множества пробоин, но еще держался под ураганным огнем.
Три корабля Инсектов пылали. «Фалангер» Урмана, давя и расталкивая обломки вражеских машин, вырвался на относительный простор технической площадки, за которой начинался последний, ведущий вниз отрезок спиральной дороги.
Смерть повсюду.
По противоположной, расположенной чуть выше дуге серпантина, двигалось свежее серв-соединение.
«Одиночки» покидали укрепления, открывая себе сектора обстрела. Вражеских машин становилось все больше, системы защиты уже не справлялись с количеством направленных в ее «Хоплита» запусков.
«Какими они были, люди, создавшие меня на излете той страшной войны?
О чем они мечтали? Как поступили бы?
Мне уже не открыть сокровенных тайн. Но те люди действовали бы иначе. Они слишком много потеряли на войне, чтобы продолжать это безумие».
Ее «Хоплит», припадая на поврежденный ступоход, упрямо продвигался среди разрывов, прикрывая ведущего.
Два «Фалангера», двигавшиеся выше, по другую сторону раскопа, поймали ее машину в прицел.
Тонко взвыл сигнал, предупреждающий об опасности, Катя отреагировала мгновенно, но поврежденные приводы уже не успевали исполнить команду.
Все…
Через доли секунд снаряды разорвут рубку, превратят ее в месиво металла, пластика, плоти.
Катя не успела зажмуриться.
Страх неизбежности поглотил ее разум, заставил оцепенеть, и вдруг, за секунду до смерти, она увидела изуродованную машину Тернова.
– Держись! – сиплый голос прорвался сквозь помехи. «Фалангер» Ильи наклонил рубку, заслонил собой ее «Хоплита», принимая смертельный удар на толстый лобовой скат брони.
Мир потонул в огне.
– Катапультируйся! – Катя кричала, но с ее побелевших губ не сорвалось ни звука, крик шел изнутри, в нем сконцентрировалось все непрожитое, все ошибочные суждения, все несбывшиеся надежды, все, что она потеряла в этот миг: ведь он заслонил ее, жертвуя собой!..
* * *
– А ты повзрослел, сынок!..
Лязг рвущегося металла, надсадный вой поврежденных сервоприводов, языки пламени и клубы едкого дыма, прорвавшиеся в рубку «Фалангера», помутнение сознания, рев сигналов тревоги, индикаторы экстренного отстрела грозящих взорваться хранилищ боекомплекта – все это промелькнуло вмиг, нахлынуло и ушло, остался лишь вкус крови на губах, саднящая боль да голос – порождение предсмертного бреда.
– Отец?! – его обескровленные, побелевшие губы едва шевельнулись. – Прости. Не успел…
Перед глазами наслаивались друг на друга две гаснущие реальности.
– Мы сделали все, что могли…
Корабли Инсектов пылали. «Хоплит» Кати неуверенно возобновил движение.
На том месте, где перед началом боя стоял «Отделившийся», зияла воронка.
«Нибелунг», стартовавший со дна котловины, поднимался ввысь. Огонь противника стал слабее, мощный корпус штурмового носителя блокировал сектора обстрела, но все было кончено, – Илья понимал, что умирает, а через несколько секунд залп бортовых орудий «Нибелунга» поставит точку в скоротечных, драматичных событиях.
Время замерло.
На фоне огненных всплесков, тугих черных смерчей проявился зыбкий, почти нереальный образ.
Отец выглядел изможденным, исхудавшим, кожа да кости, иначе не скажешь.
Они смотрели в глаза друг другу.
– Держись, сын, – голос Ральфа звучал отдаленно, надтреснуто. – Мне уже не выбраться из их кокона, но ты все сделал правильно. Дал мне шанс вырваться из-под их контроля. Я знал, что ты рано или поздно станешь искать меня. Надеялся. Ждал. Держись, не умирай. Я же держался. И ты сможешь… – его образ вдруг начал таять, языки пламени вновь обрели динамику взрывов. Изуродованный «Фалангер» Тернова начало опрокидывать ударной волной, но серв-машина не рухнула, лишь с лязгом ударилась рубкой о стену раскопа и замерла, истекая дымом, уже не способная продолжать бой.
Илья с трудом удерживал искру сознания.
Им не уйти с Земли. Некуда бежать.
Борт «Нибелунга» внезапно озарили яростные вспышки.
Орудия били не умолкая, шквал снарядов и изломанные разряды генераторов плазмы на миг превратили реальность в ад.
Серв-машины взрывались одна за другой. Массивные укрепления разлетались от прямых попаданий, стены раскопа дрогнули, исказились, местами начали осыпаться вниз.
«Он перехватил управление! «Нибелунг» поднял отец!..» – последняя мысль Тернова угасала, таяла, истончалась, как гасло пламя вокруг…
* * *
Вандал практически не помнил боя. Все слилось в сознании, словно в голове прокрутили невероятный, запредельный для его восприятия кошмар, сотканный из обрывочных причудливых впечатлений.
Когда отгремел последний выстрел, утих рокот обвалов, он, медленно приходя в себя, вдруг понял, что жив.
Жив вопреки всему.
В голове стоял звон. Его «Хоплит» превратился в гору искореженного металла, ничего не работало, но смерть обошла стороной пилота.
Экраны погасли, прямой нейросенсорный контакт оборвался.
Сквозь рваные пробоины он видел сумеречное пространство под перекрытием цоколя, комплекс зданий «Генезиса», затем что-то заскрежетало, и он едва не заорал, увидев сервов, что вломились в рубку искалеченной машины.
– Срочная эвакуация, сэр! Не двигайтесь, мы разрежем поврежденный ложемент! Приказ Ральфа Дугласа!
* * *
Искандер сам выбрался из обломков машины.
Его плоть обгорела, ожоги пузырились на коже, левая рука болталась плетью.
– Живой? – сиплый голос Урмана раздался за спиной. – Эк тебя, брат… – сильная рука помогла ему сохранить равновесие, не упасть.
– Кто-то поднял «Нибелунг», врезал тварям! Кругом сервы, но они на нашей стороне!
Искандер ничего не ответил. Он истекал кровью.
– Держись. – Урман помог ему сесть. – Сейчас придет помощь!
