– Линия Хаммера, – Дитрих сверился с информацией из сети «Танаиса». – Не представляю, что за технология? Мыслесканер изобрели позже. Да и нет на борту кораблей активной аппаратуры. Дежурная смена мнемоников дважды все проверила.
– А что стало поводом для дополнительной проверки? – поинтересовался Пахомов. – Твое субъективное чувство тревоги?
– Скорее чувство опасности, – ответил Дитрих. – Источник никак не могу выявить. В одном ты прав: драка не укладывается ни в какие рамки! Что-то воздействовало на психику офицеров, пробуждая фобии, присущие подросткам, стертые дисциплиной, образованием, жизненным и боевым опытом, наконец! – Дитрих не заметил, как сорвался на повышенный тон. – Это не случайность и не совпадение! Мне сегодня снился кошмар из прошлого! Двенадцать лет прошло! Я поначалу срывался, винил себя в гибели ребят, потом понемногу боль улеглась.
– А на самом деле? – с неожиданной, необъяснимой злобой спросил Пахомов.
– В смысле? – Дитрих резко обернулся.
– На самом деле ты был виновен?! Допустил ошибку?! – Лицо галакткапитана исказила гримаса. – Ну, что замолчал, командир?!
– Да, допустил! – Гнев и боль в душе Дитриха плеснули через край. – Представляешь, не вывел фрегат из боя, когда плазмой снесло бронирование первого корпуса, а все отсеки внешнего слоя разнесло декомпрессией! Держался под огнем, пока шло перестроение эскадры! И вот ведь не повезло – выжил!
Лицо галакткапитана Пахомова побагровело, кулаки сжались.
– Ну ты и тварь! – сквозь зубы процедил Павел. – Успокоился, значит? Забыл? – Он с трудом сдерживал приступ ярости, на миг вырвался из стремнины неконтролируемых эмоций, просипел: – Мы… сейчас в горло вцепимся… друг другу…
Его слова отрезвили Дитриха.
Он словно вынырнул из бездонного омута. «Что с нами?!»
Пахомов до боли в пальцах сжал подлокотники кресла. Он сопротивлялся неодолимому желанию вскочить, вцепиться в горло Дитриху, который вдруг стал ненавистен ему до глубин души.
– Дежурная смена!
Сеть молчала в ответ.
Проклятие!.. Кто способен нейтрализовать усиленную вахту мнемоников?!
Жилы на шее Пахомова напряглись, из горла вырвался хрип, раздался скрежет. В неконтролируемом усилии Павел выломал подлокотники кресла и, сжимая их в побелевших пальцах, вдруг ринулся на Дитриха.
Командир «Танаиса» успел отреагировать, правая рука блокировала сокрушительный удар, металлопластиковый подлокотник глубоко рассек плоть, но металлическая кость, увитая сервоприводами кибернетического протеза, выдержала.
Он ответил коротким беспощадным ударом.
Пахомов обмяк, его ноги подкосились. Дитрих, не обращая внимания на кровь, толкнул его назад в кресло.
– Посиди пока.
Голова Павла безвольно склонилась на грудь.
«Сеть недоступна!» – Он рванулся к резервному терминалу, действуя в состоянии бешенства, чувствуя, что в буквальном смысле оглох и ослеп. Для мнемоника потеря связи с киберпространством равносильна исчезновению целой вселенной!
Комплекс аппаратуры, предназначенный для связи в экстренных ситуациях, не работал. Дитрих отключил интерфейс мысленных команд, но результат остался прежним. Ручной ввод с текстоглифной клавиатуры привел к появлению на экране все той же лаконичной надписи: «Сеть недоступна».
Вторжение!..
Игры разума еще не закончились, – внезапно вкрался в его сознание издевательский шепот. – Высокие технологии – палка о двух концах. Или ты не согласен?
«Кибрайкер?» – Дитрих машинально обернулся, словно рассчитывал увидеть за спиной ухмыляющегося подонка, взломавшего сеть искусственного мира, но в отсеке не было никого, кроме Паши.
Дитриха переполняли эмоции, они мешали сосредоточиться, не давали действовать.
– Апраксин, держи защиту! – Его сиплый шепот глох в ватной тишине. Свет под потолком начал мигать, затем погас.
Кого зовешь? Юра Апраксин погиб. Призраки прошлого тебе не помогут.
Ничто уже не поможет. Ты пропустил удар. – Мерзкий голосок таял, отдалялся. – Все кончено, полковник.
Тьма ринулась со всех сторон, объяла его, обрела свойства вязкой субстанции, залепила рот, глаза, нос, он ничего не видел, силился вдохнуть, но тщетно.
Последним вспышечным ощущением Дитриха стало чувство глобального одиночества.
Затем и оно исчезло.
«Танаис». Жилой модуль двенадцатой палубы. Пять часов тридцать девять минут по бортовому времени.
Свет бил в глаза.
Он инстинктивно зажмурился.
Кто-то огромный ворочался поблизости, звук сервомоторов резал по нервам.
– Не дергайся, командир! Свои! – Смутно знакомый голос прорывался издалека, отчетливым было лишь ощущение неестественной бодрости, ясности мышления да еще бесконтрольная дрожь, гуляющая по мышцам. – Усилия рассчитывай. Соберись. Все позади.
– Что позади?! – прохрипел Дитрих, попытавшись встать, и тут же почувствовал, как падает лицом вниз – сервомускулатура боевого скафандра отреагировала на слишком резкое движение, воспринимая его как команду.
– Я же сказал: контролируй усилия! – Слепящее пятно света метнулось в сторону, на миг высветив предметы меблировки отсека, по стенам пробежали и исчезли гротескные, искаженные тени. – Ты на двойной дозе боевого стимулятора!
Он наконец узнал голос.
– Зачем так много?
– А как еще вернуть тебя в сознание?! Какого фрайга ты перестал дышать? Я уж думал, все, не очнешься. Вкатил одну дозу – безрезультатно. Пришлось рискнуть.
– Помоги встать. – Дитрих силился вспомнить, что произошло, но в сознании плавали лишь обрывочные фрагменты недавних событий. – Сколько времени прошло?
Пахомов с трудом приподнял его, усадил на полу подле перевернутого кресла.
– Три часа. Дыши глубоко и ровно. Руку тебе распорол я?
Дитрих кивнул, даже не почувствовав веса гермошлема. Память возвращалась медленно, отдельные эпизоды складывались воедино, словно головоломка.
Сеть!
Он совершил привычное мысленное усилие, но ответом послужила абсолютная, глухая тишина. Попытался перейти на «второе зрение», но результат оказался нулевым, словно ни один кибермодуль имплантов не работал!
Тихий въедливый голос исчез.
«Три часа…» – командир «Танаиса» медленно собирал осколки событий, все отчетливее осознавая: за время, проведенное без сознания, вне сети, могло произойти что угодно!
– Я полностью выключен из киберпространства!.. – хрипло произнес он.
– Еще бы! – Непонятная усмешка, прозвучавшая в голосе Пахомова, внезапно вернула болезненное ощущение безысходности. – Уж извини, моих рук дело.
