Он рычал и стонал и в конце концов назвал имя, а также имя еще одного горожанина, присутствовавшего на шабаше. Но эти имена не вышли за пределы стен тюрьмы. Людское любопытство не было удовлетворено, и по городу ползли самые фантастические и ужасные слухи. Все следили за Гарро Д'Антремоном, но не решались заговорить с ним; он же ходил хмурый и неприступный от здания суда до замка Сен-Луи, затем в семинарию и обратно. Одни утверждали, что у лейтенанта полиции всегда такой хмурый вид, и нет ничего серьезного в этом деле, все лишь сплетни, которые не нуждаются в правосудии. Другие же не находили себе места и подкупали церковного сторожа, чтобы достать ладан и сжечь его у себя дома.
Короче говоря, солдат признался во всем, и его признания записал ле Бассер, заменивший Гонфареля в канцелярии. Его рука дрожала от страха, а по лицу струился пот.
Гарро д'Антремон выудил у задержанного все, что мог.
Вопрос: Знал ли он, куда отправился граф де Варанж?
Ответ: Он не знал.
Вопрос: Знал ли он, что они сделали с распятием?
Ответ: Он не знал.
Вопрос: А с черным камнем?
Ответ: Они зарыли его в погребе.
Тогда откопали кусок гладкого блестящего антрацита, к которому никто не осмелился приблизиться. Землекопов, приглашенных для работы, как ветром сдуло, как только камень вытащили на поверхность.
Чтобы произвести над камнем заклинание злых духов, позвали Дидаса Морилло. Тот появился с ритуальной книгой в руке, произнес несколько молитв, дабы в дальнейшем камень никому не причинил вреда. Нашли и распятие, в пригороде, под кучей навоза на маленьком дворике. Доброволец, обнаруживший его, счел себя проклятым, собрал свои пожитки и скрылся в лесу.
На этот раз за реликвией явился сам архиепископ с двумя священниками. »…Эта история принесла столько страданий архиепископу, — писала м-ль д'Уредан. — Он чахнет на глазах…»
Распятие досталось сестрам милосердия из Отель-Дье. Они решили своими молитвами и слезами смыть с него нечистоты колдовства и надругательства.
Солдата повесили на Мон-Кармель, а тело его склевали вороны.
Никто больше не желал ничего слышать об этой истории. Разговоры о колдунах и отравителях больше подходят парижанам, королевскому двору и его завсегдатаям. Канада же отличалась слишком тяжелым климатом, и жизнь здесь была более суровая, несовместимая с подобными пугающими играми.
В очаге замка Монтиньи листы пергамента, излагавшие судебный процесс пятнадцатилетней давности, ссохлись, как осенние листья, и рассыпались в прах, а Пасифик Жюссеран, посланник со Святого Лаврентия, преданный слуга отца д'Оржеваля, пополнил ряды забытых мертвецов.
Лишь Гильомета де Монсарра-Беар противостояла матери Пасифика; матери долго помнят. Быть может, эти две женщины, долго еще будут мстить друг другу и передадут эту месть другому поколению. А может, их проклятия и крики ярости утихнут, и они найдут успокоение для себя и поймут друг друга.
Тогда колдунья, знаток всех лекарств и снадобий, утоляющих боль, безбожница, посоветует другой, набожной: «Молись… Молись за сына… Если хочешь спасти его душу, не приноси зла… Доверься мне! Молись! Я скажу тебе, когда он будет в раю».
* * *
Анжелика была единственной, кто знал имя, которое произнесла женщина в магическом зеркале. Однажды, после религиозной службы в честь Архангела Михаила, Гарро д'Антремон встретил Анжелику и по секрету сообщил ей эту тайну. На очередном допросе солдат уже не в силах был лгать и выкручиваться, и он рассказал все, что видел и слышал во время дьявольской церемонии.
Раненая умирающая женщина произнесла лишь одно имя, но вложила в него всю свою ярость и ненависть:
Пейрак.
Анжелика почувствовала дрожь в затылке, так вот каким образом сатана явил окровавленное лицо женщины мужчине, который был ее любовником в Париже и который ждал ее, сгорал от страсти, зажженной в его крови ее рукой. Дальше все легко можно было объяснить. Граф де Варанж отправился на север, не предупредив никого.
Старый влюбленный Фауст, отдавшийся чувству мести, он все дальше и дальше продвигался по туманному Святому Лаврентию. Он шел навстречу флоту этого проклятого графа де Пейрака, и он исчез.
Г-н д'Антремон доверительно сообщил Анжелике, что его поразила любопытная находка: в доме старого графа он обнаружил листы с подделанными почерком и подписью г-на Фронтенака, губернатора. По-видимому, граф де Варанж упражнялся в подделке, чтобы научиться писать как господин губернатор. Среди листов, сгоревших не до конца, лейтенант полиции разобрал несколько фраз, из которых понял, что послание было адресовано графу де Пейраку. Нашли также и обломки печати, явной копии печати губернатора. Это было уже гораздо серьезнее, значит, обманщику удалось завладеть ею, хотя она очень строго охранялась.
Из всего этого лейтенант полиции сделал вывод, что г-н де Варанж хотел заманить графа де Пейрака в ловушку, используя поддельное письмо от губернатора, но, по-видимому, сам угодил в нее.
Маленькие глазки Гарро в упор смотрели на Анжелику.
— Их видели в Тадуссаке, — добавил он, — его и его слугу, незадолго до того, как ваш флот прибыл туда; свидетели подтвердили, что Варанж и его слуга сели в лодку и поплыли вниз по реке. Но с тех пор они исчезли.
— Я знаю, что произошло, — внезапно заявила Анжелика. Она посмотрела на ночное небо. — Их взяли в плен лодки «речных разбойников». Помните, как раз в это время пришло предупреждение, что они появились недалеко от Квебека.
Ночь околдовала ее своим таинственным светом, льющимся с небес. Мириады звезд совершали свой неповторимей ход, увлекая за собой колдунов и охотников, иезуитов и безбожников, солдат и торговцев, индейцев, святых и проклятых богом. Она представила себе их всех, всех путников этой жизни, которых забросило, как сверкающие кометы, в Новый Свет, слуг короля Франции…
Гарро д'Антремон открыл рот, затем, увидев, что она, как зачарованная, смотрит в небо, он покачал головой, как старый дед-ворчун, и решил помолчать.
* * *
Анжелике снился король. Она видела его в своем кабинете, сидящим за столом, с растерянным видом. Она говорила ему: «Почему ты оттолкнул нас? Как ты допустил, чтобы нас унизили, уничтожили? Мы смогли бы защитить тебя от хищников, окруживших тебя со всех сторон…» Когда она проснулась, то больше всего ее удивило то, что во сне она обращалась к королю на «ты». Это было немыслимо, даже непристойно. Она прекрасно помнила, что у короля никогда не бывает подавленного вида, где бы он ни находился: в своем кабинете или же на исповеди. Он был прекрасным актером и никогда не снимал маску.
В нем чувствовалась сила и непоколебимость. Версаль научил его не быть слабым и нежным ни при каких обстоятельствах.
Она вовремя напомнила себе об этом, чтобы не предаваться иллюзиям и не рассчитывать на снисхождение, когда придет весна. Ведь именно весной их судьба должна быть решена, король простит их; мысль эта прочно завоевывала их умы сердца.
