Онорину очень забавляло это приключение. Позже все узнали, что она поджидала ирокезов с луком и стрелами в руках.
Людей г-на де Пейрака, защищавших город, вовсю угощали в трактирах. Старый Маривуан без устали рассказывал о встрече г-жи де Пейрак и ужасного предводителя Пяти Народов.
— Если бы вы только видели, как она бежала с поясом Вампума, как зеленая ласточка…
— Эй, ты, а ты когда-нибудь видел зеленых ласточек?
Анжелика заканчивала свою тяжелую работу. Одну за другой, она обработала все раны. Наступил час, когда она обрезала последнюю нить, последний шов, соединивший концы открытой раны на бедре юноши. Затем она стянула полосками пластыря и приложила компрессы из лечебных трав на пораженные места.
Сабина де Кастель-Моржа села рядом с сыном. Она успокоилась, видя, что он дышит и как будто меньше страдает. Г-жа де Меркувиль пошла проведать своих домашних. Анжелика мыла руки. Она очень устала. Выпив два стакана воды, она почувствовала себя лучше.
Затем вошел молодой солдат с безумными глазами и сообщил, что ирокезы наступают на город, поднимаясь на своих каноэ вверх по течению реки.
* * *
Все возразили ему, что этого не может быть. Ирокезы ушли.
— Да! Но они возвращаются, — сказал он. — Возвращаются по реке.
— Уттаке дал мне слово! — воскликнула Анжелика.
— Посмотрите сами!
Солдат вывел их на большую террасу, огибавшую дом с юга и выходившую на Святой Лаврентий, с нее просматривался огромный кусок пространства до самого горизонта.
На юго-западе в голубоватом тумане, стелющемся над островом Орлеан, поднимались тысячи светящихся точек: они как светлячки в ночи то загорались, то исчезали.
Глухой шум доносился с реки.
— Слушайте! Их боевые крики! — сказал дрожащий солдат.
Всем хотелось разубедить его, сказать, что это лишь раскаты грома и отблески зарниц. Но все иллюзии были отброшены. Многочисленные каноэ, освещенные факелами, отплывали от берегов острова Орлеан и соединялись в середине реки.
Оживление захватило весь город. Открывались окна.
В Нижнем городе пронзительно закричала женщина.
«Они возвращаются!» Всем хотелось бы верить, что это всего лишь прощальная демонстрация силы, игривое запугивание.
Но темная масса вдали все увеличивалась, флотилия ирокезов направлялась к Квебеку, ни у кого не оставалось никаких сомнений. Крики становились все слышнее.
В Верхнем городе у ворот замка Сен-Луи собрались гуроны, женщины и дети, спешно оставившие свои дома и просившие губернатора о защите.
— Пусть они войдут! — приказал д'Авренсон. — Они сходят с ума от страха перед своим злейшим врагом.
«Это невозможно, — мысленно повторяла Анжелика, — Уттаке обещал мне…»
А что он ей, собственно говоря, обещал? Теперь она ничего не понимала. Что означали его речи? Чего она не разглядела за его угрозами, советами и намеками?
«Мы соперничаем в отваге и в хитрости!» Победит тот, кто хитрее, кто в своей хитрости будет недосягаем.
«Ах! Я никогда не пойму этих индейцев!» Нужно было принять какие-то меры, но какие?
Позже она с благодарностью вспоминала, что по счастливой случайности именно в этот момент в замке оказался г-н д'Авренсон. Именно он выскажет соображение, которое положит кйнец ее замешательству.
Этот храбрый гасконец прибыл в Канаду молодым лейтенантом. Он участвовал в военной кампании г-на де Траси и имел большой опыт в битвах с ирокезами.
Склонив голову, он внимательно прислушивался и вдруг произнес:
— Но это вовсе не военный клич! Это не призывы к битве!
— А что же это?
— Просто крики, оскорбления, насмешки. Они поют. В их песнях есть угроза. Они напоминают нам о зле, которое им причинили. Но они не призывают к войне.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно!
Анжелика положила руку на обшлаг рукава офицера и сжала его.
— Да, я слышу… и я понимаю, чего они хотят… Они хотят пройти здесь. Еще в Катарунке они просили, чтобы им позволили перейти Кеннебек и вернуться к себе… Переход! Я понимаю намерения Уттаке… Я сказала ему: иди к Ононцио… И решила, что больше не увижу его… А он не напомнил мне о том, что для этого ему нужно подняться вверх по реке, к Ла Шодьер, а это значит пройти рядом с Квебеком… Должно быть, он доволен, что так напугал нас. Возможно, он ждет, что мы нарушим перемирие, потеряв над собой контроль… Майор, прошу вас, пошлите гонцов по всем направлениям, пусть предупредят, чтобы не было ни одного выстрела… Ни одной стрелы… И еще надо успокоить людей и передать им ваш приказ. Пусть все погасят свет в домах… и все огни в порту. Пусть ничто не привлечет внимания ирокезов, не покажется им вызывающим, не пробудит в них желания мучить и убивать. Мертвый темный город, вот как мы должны предстать перед ними. Город, который не реагирует на их крики, который не боится их. Они пройдут, г-н д'Авренсон, потом они исчезнут, и мы будем спасены.
Ее рука жгла его руку.
Он бросился на улицу. Он собрал своих офицеров, а те отправили с поручениями солдат и посыльных.
В городе все закрывали окна, запирали ставни, все укрывались в своих домах, а хозяева затаскивали собак в помещение; то и дело раздавались возгласы военных или стражников:
— Загородите проходы! Загородите проходы!
В домах в потайных местах зажигали свечку, и женщины и дети вставали на колени перед иконой Божьей Матери. Мужчины готовили мушкеты, пули и порох. Если это дикое стадо вздумает высадиться на берегу, то им придется встать на защиту своего города.
У всех ремесленников, торговцев и лавочников было оружие. Жизнь в Канаде была немыслима без этого.
Анжелика стояла на террасе замка Сен-Луи, и сердце ее колотилось. «Лишь бы Уттаке не обманул меня, — умоляла она, — лишь бы не обманул!» Она всего лишь женщина, слабое создание…
Вернулся майор д'Авренсон.
— Мадам, мне нужно спрятать на берегу реки нескольких стрелков… На всякий случай.
— Вы гарантируете, что они проявят хладнокровие?
— Я выберу самых опытных и дисциплинированных. Команду стрелять дам только я. А я вернусь в замок, чтобы вместе с вами еще раз оценить ситуацию.
И он собрался уходить.
— Подождите!.. Перо и чернила! — обратилась она к слуге.
Она написала коротенькую записку и вручила ее майору.
— Будьте добры, отнесите это г-ну де Барсемпью, который командует фортом на Красном Мысе. Предупредите его, пусть он пропустит ирокезов без единого выстрела.
Наконец все свечи погасли и огни потушены. Факелы, освещавшие улицы и порт, вынули из колец и погрузили в воду или песок.
