Тогда он дал волю своим чувствам. Он поднял свои руки и, потрясая томагавком, закричал:
— Нормандцы, я уничтожу вас… Я сорву кресты, которые вы повесили… Я подвергну вас пыткам… Я разорву вашу грудь и съем ваши сердца…
Его зычный голос отражался от прибрежных скал и уносился вдаль.
— Своими зубами я вырву ногти с ваших пальцев… Я отгрызу ваши пальцы и выплюну их в огонь… Я утоплю вас в котле войны…
Для тех, кто понимал, было отчего схватиться за ружье и раз и навсегда покончить с самым большим врагом Новой Франции. Для тех, кто ничего не понимал, это было еще ужаснее. Голос рокотал в ночи, внушал страх и отчаяние.
— Демон! Демон! Пусть он замолчит! — умоляла Беранжер, схватившись за Анжелику и пряча свое лицо, уткнувшись ей в плечо. Всех охватила паника: вдруг, привлеченные криками ненависти и призывами к убийству, лодки вернутся н высадятся на берег?
Майор д'Авренсон колебался.
— Может, дать приказ стрелять? — тихо спросил он.
— Нет, нет! Во имя Бога, неужели вы не видите? Они уходят!
Наконец лодка Уттаке скрылась из вида. Он умолк, но еще долго смотрел на освещенный силуэт на вершине холма.
Это была его последняя песня. Его неисполнимая мечта, ради которой он снарядил экспедицию, сумасшедшую по своим замыслам. Он сомневался, что когда-нибудь сможет провести настоящую военную операцию, чтобы поддержать престиж ирокезов. Силы ирокезов истощены. Их отбросили в долины, где они и будут жить, как последние свободные воины.
Казалось, что проход трехсот ирокезских лодок длился целую вечность.
Мало-помалу напряжение в городе ослабло. Многие через приоткрытые ставни наблюдали за удивительным спектаклем: длинные черные лодки скользили по воде под огненным дождем, падавшим от факелов. Гладь реки отражала свет этих факелов и яркие оперенья на головах индейцев.
Взгляды пытались различить, не увозят ли с собой индейцы пленников с острова Орлеан или с побережья Бопре…
Ближе к концу, когда темнота поглотила предпоследние лодки, в одной из них различили мужчину и двух маленьких детей, которые плакали и протягивали руки в направлении города.
Затем темная масса скрылась за поворотом реки, последние каноэ растворились, лишь отблеск факелов и эхо голосов напоминали о проходе ирокезов. Свет померк, возгласы утихли. Ночь упала на город и на реку и, укрыв их своим мягким крылом, увлекла их в глубины мрака и молчания.
Анжелика опустила руки и глубоко вздохнула. Два других вздоха эхом отозвались ей, Анжелика не Пейрак, Сабина де Кастель-Моржа и Беранжер-Эме де ла Водьер посмотрели друг на друга. Они вдруг обнаружили, что во время этого ужасного испытания они цеплялись друг за друга, молясь, плача и подбадривая друг друга. Сабина была самой молчаливой, Беранжер самой напуганной, но Анжелика понимала, что именно в их поддержке она черпала силы, это помогло ей пережить то страшное напряжение прошедшего часа.
Хором они вздохнули еще раз и сказали: «Господи, благодарю!»
В Квебеке почти не спали этой ночью. Жители Нижнего города, которые ближе всего были к размалеванным завывающим индейцам и наблюдали за ними, выплеснули свои эмоции в тавернах. Детей тоже взяли с собой. Им тоже дали вина, пива или водки, этим детям Нового Света, которые больше ничего не боялись. Они навсегда сохранят воспоминания об этой ночи, об этом аде, когда они собственными глазами увидели тысячу индейцев, проплывающих мимо Квебека и изрыгающих проклятия в адрес французов.
Граф де Вивонн, или же г-н де ла Ферте, раненый и с высокой температурой валявшийся дома, ничего не знал об атаке и проходе ирокезов, так как прислуга его оставила в полном одиночестве.
Все началось с отсутствия барона Бессара и старого Сент-Эдма. Очнувшись в первый раз от тяжелого забытья и не в силах больше уснуть, он позвал одного и другого, чтобы сыграть в карты. Хотя была глубокая ночь, их комнаты были пусты. Они не вернулись и к утру. Более того, лакей, бривший его и на помощь которого Вивонн очень рассчитывал, тоже исчез.
Он отправил своего слугу, а затем секретаря, которого предоставил в его распоряжение Карлон, выяснить, что произошло, те ушли и не вернулись. Кончилось тем, что Вивонн отослал одного за другим метрдотеля и повара, и те тоже исчезли.
Целый день он провел в одиночестве, возмущаясь и страдая от того, что не мог найти удобного положения, засыпая и пробуждаясь все в той же тишине. Он еще надеялся на визит хирурга, тот обещал ему, но и он не появился. К вечеру появился поваренок и рассказал, что армия ирокезов напала на Квебек, все отчаянно сражались, а г-жа де Пейрак спасла город.
Вивонн страдал от боли, поэтому он спросил, где хирург.
Он перевязывал раненых.
Остальные слуги тоже вернулись, кроме одного, который умудрился получить стрелу в спину, когда присоединился к защитникам редута. Вивонн был в ярости. Он не за тем притащил из Франции этого идиота, чтобы того ранили в войне с ирокезами, да еще именно в тот день, когда его хозяин так нуждался в нем. Теперь за слугой ухаживали, а он, герцог, был всеми забыт и заброшен.
У него опять был жар, нога и рука опухли. Он рычал, что всех их отправит на каторгу, что доставит ему огромное удовольствие.
Но где были барон Бессар и граф де Сент-Эдм? И догадается ли кто-нибудь принести ему воды? И хватит таращиться на него! Он пожалел, что ирокезы не уничтожили их всех…
Слуги забыли об индейцах и засуетились вокруг своего хозяина. Его умыли, метрдотель сделал ему перевязку, как умел, ему приготовили бульон, и Вивонн почувствовал себя лучше, но очень уставшим. Секретарь покинул его, убедив его отдохнуть. Опасность миновала. Но ночью ему явилось хрипение дикого животного, оно было омерзительно. Напрасно он затыкал уши; даже проснувшись, он явственно различал эти завывания, они заполнили все его внутренности, страх сковал его. Когда он заснул, то ему почудилось, что его окружили демоны, он был в аду; он вспомнил о ведьмах и ядах и решил, что он умер и за все совершенные им преступления он оказался в аду. Утром, открыв глаза, ему долго пришлось убеждать себя, что он еще жив, что он у себя в комнате, в библиотеке, его окружает его мебель и все это нисколько не похоже на владения Люцифера. Продолжением кошмара явилось то, что дом его вновь был пуст и молчалив, напрасно он звал кого-нибудь, он был в полном одиночестве. Наконец поваренок подскочил к его изголовью и прошептал ему, вытаращив глаза, что всю ночь армия ирокезов бродила на подступах к городу, испуская ужасные завывания и крики; всем казалось, что это конец, но г-жа де Пейрак снова спасла город.
Герцог де Вивонн закрыл глаза. Этот бред был предвестником его смерти. Он принюхивался к своим ранам, пытаясь определить, не идет ли от них трупный запах. Он был удивлен, что ничего подобного не обнаружил, более того, он чувствовал себя лучше. Он без труда сам сел в кровати и понял, что начинает выздоравливать. Ему принесли бульон, и это полностью убедило его, что жизнь продолжается и что самое опасное позади. За завтраком он начал размышлять о странных событиях прошедшего дня, и один факт показался ему наиболее подозрительным: исчезновение графа де Сент-Эдма и барона Бессара вместе с его лакеем Ансельмом.
