— О! Я это знаю!
Удивленная, Анжелика подняла голову. Выражение лица ее хозяйки изменилось. В тоне ее голоса были одновременно торжество и горечь, и лицо ее вдруг показалось враждебным.
Встревоженная, Анжелика почувствовала, что ее доверие поколебалось, и, как вчера в ванной, ее вдруг охватила паника.
Она бросила испуганный взгляд на котелок. Ею овладел страх. Эти лукавые улыбки, это радушие, что за ними таилось? Какая участь постигла ее кота? Ей почудилось, что толстый мальчишка вбежит, гримасничая и напевая:
Матушка Мишель Потеряла своего кота…
Между тем на лице мадам Гонфарель можно было прочесть самое жестокое разочарование.
Уголки ее рта горестно опустились вниз, а нижняя губа задрожала так, как будто она собиралась заплакать.
— Так это правда? Ты меня не узнаешь? — вскричала она вдруг.
И так как Анжелика замерла в изумлении, эта поза, казалось, была последней каплей переполнявшей ее горечи.
— Неужели мне нужно было ехать на край света, — жаловалась она, — наживать морщины, отвисший подбородок, стареть год за годом, чтобы в конце концов она меня не узнала, меня, Польку, ее сестренку по Двору Чудес! А! Ты всегда останешься такой… Разбивательница сердец, вот кем ты всегда будешь, Маркиза Ангелов!
* * *
— О, моя Полька! — воскликнула Анжелика, обнимая пухлые плечи мадам Гонфарель. — Никогда не думала, что когда-нибудь снова увижусь с тобой.
— А я? Неужели ты думаешь, что я считала тебя живой? После того, что произошло на ярмарке в Сен-Жермен… Всякий раз, когда я произносила имя «Маркиза Ангелов», я проливала слезы. Такая красивая девушка, и полицейским ищейкам удалось ее схватить.
— И я встречаюсь с тобой в Квебеке! И ты — хозяйка самой лучшей харчевни в городе. Знаменитая, уважаемая.
— А ты? Ты, бывшая, грубо говоря, оборванкой, приведенной стражниками в тюрьму… И вот ты — почти королева Франции.
— В Квебеке! Кто бы мог подумать! Это немыслимо!
— Нет, все как раз разумно! Если уж им не удалось нас убить, где же нам и встретиться, как не на краю света. В этом городе есть все… Все, поверь мне. Ну, идем же, я приготовила тебе свиные ножки. Ты ведь любила их в те далекие времена на Нельской Башне, когда мы с тобой оспаривали благосклонность этого проходимца Никола Каламбредена.
Они уселись друг против друга возле камина, и, воздав должное кулинарному таланту мадам Гонфарель, Анжелика услышала рассказ о тех приключениях, которые пришлось пережить бывшей нищенке, прежде чем она попала в Новую Францию.
Жанин Гонфарель подмигнула.
— Меня отправили как «женщину для колонистов» на острова. Но по пути мой маршрут изменился. Все-таки Канада — это более достойно.
И, понизив голос, она продолжала:
— Мое везение заключалось в том, что я встретила Гонфареля в порту, где нас должны были отправлять. Он влюбился в меня, а так как он плыл в Канаду, то он устроил так, что я оказалась вместе с ним. Послушай, милая! Мы можем столько друг другу рассказать! Мы не успеем даже к утру закончить. Главное — то, что теперь я богата и держу в руках город, а также и Гонфареля. С каждым годом мое богатство растет, мои владения увеличиваются. Там магазин, там склад, надстраиваем этаж. И ты знаешь, я решила построить часовню, молельню, как здесь говорят. Почему бы и нет? Ведь я такое же божье создание, как и другие. Я имею право славить моего Господа на мои деньги, если мне так хочется. Пойдем, я покажу тебе. Это будет красиво.
Она встала, но вернулась с полдороги, захватив с собой кувшин с превосходной водкой.
Усевшись рядом с Анжеликой перед камином, она до краев наполнила оловянные кубки.
— Представь себе, тут есть такие, кто поднимет целый скандал из-за моей молельни. Я ведь не такая уж добродетельная, и они это знают. Но покажи мне истинную добродетель. Разве в любом городе церковь не соседствует с борделем? Поверь мне, так было задумано, и в этом есть своя правда… Помнишь, я начинала свои первые шаги позади собора Парижской Богоматери. Если бы не это дело на ярмарке Сен-Жермен, уничтожившее всю нашу работенку… Что ж, прошлое не зачеркнешь, и я хотя бы могу сказать про себя, что хорошо пожила. Я не теряла времени зря. Сейчас уже не так весело, но во всем есть свой вкус. И потом, я люблю холода, это напоминает мне мое детство в Оверни.
Она задумчиво вспоминала прошлое.
— Нет, я ошиблась. Последний раз я видела тебя не на ярмарке Сен-Жермен, а тогда, когда мы отправились искать твоего малыша. Ты помнишь, совсем маленького, его похитили цыгане. Да, именно тогда я видела тебя стриженую
[1]
. Значит, это было после потасовки на ярмарке Сен-Жермен после того, как по твоей голове прошлись ножницы полицейских. Ты помнишь?
— Я помню.
— Вчера я его видела, твоего Кантора. Как он красив, как греческий бог… Нам повезло, что этих цыган, укравших твоего ребенка, нашли возле Шарантона. Этот бег под дождем! Ты помнишь? Ах! Что нам стоило скакать галопом в те времена… Сейчас я бы так не смогла… Выпьем! Он здесь, твой Кантор, спасенный от всех этих прислужников дьявола, желавших нашей смерти. Да благословит Бог Канаду! А у меня тоже есть сын. Не такой красивый, как твой, но…
— Он великолепен, я его видела. Ему можно дать лет двенадцать.
— Ему только девять! Черт возьми, его отец крепкий малый. Гонфареля нынче нет дома, он отправился за сыром на Орлеанский остров. Но ты его увидишь, моего мужа. Именно ширина плеч его и спасла и позволила приехать в Канаду. Его выбрали палачом…
Жанин Гонфарель вновь понизила голос:
— Теперь это уже в прошлом. Но ты знаешь, я не отказываюсь от удачи, откуда бы она ни приходила. Удаче нельзя лгать. Эти господа не могли найти палача для колонии. Все отказывались. Быть палачом в Канаде никого не устраивало. Поэтому, когда им надо было привести приговор в исполнение, приходилось пользоваться услугами тщедушных, не имеющих достаточно сил, чтобы поднять топор или натянуть веревку виселицы. Чего тебе нужно, болван?!
— вскричала она, заметив, что в комнату вошел слуга из трактира. — Ты что, не видишь, что я беседую с дамой из Верхнего города?
— Хозяйка, там их двое на улице, и они говорят, что замерзли.
— Он говорит о слугах мадам де Меркувиль, носильщиках моего портшеза, — вспомнила Анжелика,
— Но мы не имеем права впустить их без разрешения с подписью хозяина.
— Я плачу и распоряжаюсь, — решила Анжелика.
Но затем она все же решила отпустить слуг, так как неизвестно было, когда они закончат предаваться воспоминаниям.
Между тем мадам Гонфарель забыла о своих обязанностях трактирщицы и, когда ее помощник вышел, предложила Анжелике перебраться вместе с ней на ее «наблюдательный пост», где они могли продолжать болтать, есть и пить.
