— Колдун из Нижнего города сказал, что это она убила Варанжа.
— Она! — вскричал Вивонн, вытаращив глаза. Глаза у него были ярко-голубые, но несколько навыкате, поэтому в гневе или в изумлении они, казалось, вылезали из орбит. — Откуда он взял подобную ерунду? Она же мухи не обидит?
— Вы только что говорили другое. Во всяком случае, Красный Плут утверждал это категорически и проявлял к ней большую осторожность.
— Кто ему это сообщил?
— Он увидел это в колдовской книге, или в телепатическом видении, или при гадании. Он рекомендовал даже не произносить имя этой женщины.
— Ба! Вы мне говорили, что канадские колдуны гроша ломаного не стоят.
— Этот представлял бы интерес, если бы не был таким упрямым. Из-за нее он отказывается говорить. Таким образом, вы видите, герцог, что ореол света и тени, окружающий эту женщину, должен заставить вас остерегаться. Но вы предпочитаете доверять ее невинному виду и взгляду ее зеленых глаз.
Вивонн пожал плечами. Зачем он имеет дело с этим противным стариком? Но он устроил со своим другом графом де Варанжем их отступление и сносную жизнь в Канаде, и следует признать, что благодаря его магическим сеансам можно было узнать много маленьких, полезных тайн.
— Вы напрасно тревожитесь, — сказал он. — Истина где-то посередине. Она не так мрачна, как вы это говорите, но я должен признать, что эта женщина совсем не так проста и способна на многое. Но она у меня в руках, потому что я знаю о ней многое, что может ей повредить — даже здесь.
— К несчастью, кажется, она также многое знает о вас, — возразили они.
Вивонн пытался восстановить в памяти детали своего короткого приключения с Анжеликой. Он был тогда в Марселе, чрезвычайно занятый отплытием королевского флота, и внезапно только эта женщина заняла все его мысли. Он знал, что она готова на все, чтобы оказаться на борту галеры и ускользнуть от полицейского, который ее разыскивал в городе. Но она, в отплату за оказанную помощь, подарила ему несколько великолепных ночей. Он спрятал ее на королевской галере.
Д'Аржантейль, выйдя из своего уныния, подумал, что это не было таким уж подвигом, — теперь, когда он подумал, он был уверен, что этот, теперь знаменитый Дегре, намеренно позволил ей бежать.
— Зато, — сказал он, — она может оказаться опасной, потому что слишком связана с полицией. Но в настоящий момент она далеко от своих друзей в Париже.
— Тогда правда эта история с Рейни?
— Боюсь, что да. Но, главное, она была любовницей этого Франсуа Дегре, имя которого делается столь известным.
— Дегре! — воскликнул Мартен д'Аржантейль, — но это же полицейский, который арестовал Марию-Мадлену де Бривильер. Он действовал с максимальным коварством. В монастырь в Льеже, где она скрывалась, он явился переодетый аббатом. Для него не существовало понятия святотатства, и он разыграл перед ней пылкую страсть. Уже пять лет она была заперта среди этих женщин, и как она, тело которой беспрерывно горело желанием, могла этому противиться? Он внушил ей пагубное для нее доверие и уговорил ее бежать с ним. Как только они оказались за границами монастыря, он ее арестовал. И вы говорите, что эта женщина связана с этой отвратительной личностью? Может быть, это она выдала ему маркизу?
— Ах, оставьте нас в покое с этой отвратительной историей! Известно, что женщины попадаются потому, что они ставят сердечные дела выше своей выгоды… Сердечные дела… — прошептал Вивонн задумчиво.
Он с досадой повернулся к ним спиной. Позади него Сент-Эдм и Бессар обменялись взглядами. Это была обычная для них мимика, так они спрашивали совета друг друга, соглашаясь или выражая несогласие.
На этот раз они обменялись понимающими улыбками. Герцог де Вивонн будет поступать по-своему, но они-то понимали опасность. Не было пока надобности спешить, но все же следовало пустить все в ход, чтобы уменьшить влияние этой женщины и любыми средствами помешать ей вернуться во Францию, противопоставить себя мадам де Монтеспан и, быть может, победить ее.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. БАЛ В ДЕНЬ БОГОЯВЛЕНИЯ
Вивонн очень ошибался, думая, что если у них было любовное приключение, он мог позволять себе с ней вольности. Плохо было то, что он в зависимости от того, трезв был или пьян, был либо предприимчивым и хвастливым, либо, наоборот, вполне приличным знакомым, не желающим привлекать внимание окружающих.
Никола де Бардане заявил, что он доволен своим переездом с «Фермы». Он не мог никуда пойти в городе, не пройдя мимо дома Виль д'Аврэя, и он пользовался любым предлогом, чтобы подождать Анжелику и затем сопутствовать ей в городе.
— Прошу вас, — сказала она ему однажды, — не стойте на часах перед моим домом. Это меня смущает и приведет к сплетням.
— Но разве я не имею права прогуливаться в квартале, где я теперь живу? Кроме того, я не считаю, что я более назойлив, чем этот индеец, который ежедневно, по несколько раз в день, крутится возле вашего дома, входит и выходит оттуда без доклада, сидит на вашем пороге, покуривая свою трубку, и, как только вас видит, начинает с вами беседовать. Не вижу, почему вы не разрешаете мне то, что разрешаете этому дикарю?
— Но именно поэтому. Мой бедный друг, вы же не дикарь!
Она отказалась от мысли заставить его внять голосу рассудка. Он сопровождал ее, когда она делала покупки.
У портного с Королевской площади они встретили Элуа Маколле, который примерял кафтан из сиреневого шелка поверх жилетки в цветах, которую он любил.
Вместе с ним был его сын — толстый, важный и трусливый парень, что было редкостью в Канаде. И надо же было, что это случилось с Маколле — иметь сына, который с детства не горел желанием отправиться в леса и боялся, вплоть до ночных кошмаров, той «прически», которую делают ирокезы. «Моя скальпированная голова пугала его!..»
— Ну и что? Ты либо канадец, либо нет.
Следует сказать, что Элуа Маколле был из поколения закоренелых холостяков, которых женили под страхом штрафа, отлучения от церкви и других наказаний.
Как только он сочетался законным браком с «дочерью короля», присланной в Канаду Кольбером среди сотни других, сделал ей ребенка, ибо он подвергся бы наказанию, если бы она пожаловалась, что брак не был завершен, он исчез на несколько лет на Большие Озера, оставив молодую иммигрантку выпутываться из положения, когда нужно воспитывать сына и обрабатывать ферму на берегу реки Святого Лаврентия. Хотя он время от времени и возвращался, жена и сын остались для него посторонними.
Жена умерла, успев женить своего единственного сына.
С этого времени судьба жизнерадостного Маколле изменилась к худшему. Из-за тяжелой раны, полученной в войне под Монреалем, когда матушка Буржуа едва спасла ему жизнь, Маколле пришлось вернуться к себе, а его невестка Сидония оказалась гарпией и создала ему адскую жизнь. Она не знала, что изобрести, чтобы отравить ему существование и помешать вернуться в леса, даже донесла, что он продает индейцам водку, и у него отняли разрешение на охоту. В конце концов он вернул себе свободу, но оказался вне закона, и только поручительство Пейрака, которого он нашел в Тадуссаке, позволило ему беспрепятственно вернуться в свой город.
