Оттеснив лошадьми в сторону группу паломников, с серыми от пыли лицами и котомками через плечо, мы тем самым заставили податься к обочине несколько чумазых ремесленников, которым это весьма не понравилось и вслед нам полетело сочное ругательство. Джеффри резко обернулся в их сторону, при этом его рука как бы невзначай упала на эфес меча. В следующую секунду вокруг нас, в радиусе пятнадцати ярдов, наступила тишина. Мой телохранитель, не сводивший взгляда с резко замедливших шаг ремесленников, вдруг громко хлопнул несколько раз ладонью по эфесу. Дескать, не желаете, господа ремесленники, попробовать на себе добрый меч? Те же в ответ на подобное предложение почти разом опустили глаза в землю и еще больше замедлили шаг. Джеффри выпрямился в седле, затем чуть повернул ко мне лицо и вдруг весело подмигнул. Типа, знай наших! Усмехнувшись в ответ, я повернулся в другую сторону и проследил взгляд Хью, который в этот момент жадным взглядом ощупывал полногрудую крестьянку, шедшую в десятке ярдов от нас, с соломенным коробом за плечами. Не найдя для себя в ее пышных телесах ничего привлекательного, я принялся изучать идущий и едущий по дороге народ.
Легко обогнали мужчину, впрягшегося, вместе с сыном или учеником, в тележку, полную горшков, тарелок и плошек, затем шедшего вразвалку кузнеца с широкими плечами и грязным лицом, на плече у которого лежала длинная палка, с которой свисали на веревках ножи и лезвия кос. Еще с десяток ножей висело у него на поясе. Впереди него шла целая семья: муж, жена и взрослая дочь. У каждого из них за спиной были приторочены объемистые тюки, явно с чем-то мягким. Несколько минут я уделил фигурке и личику, довольно миловидной девушки, пока вдруг не услышал громкую песню, грянувшую впереди нас. Это была довольно фривольная песенка о женщине, которая 'как только муж за порог, тут же милого зовет'. С высоты седла легко отыскал в толпе людей, ее певших. Певцами оказалась ватага молодых людей. Так как каждый припев заканчивался словами: - Вот она! Вот она, законная жена! - эти шутники, произнося их, тут тыкали пальцами на ближайшую женщину, вызывая в толпе смех и соленые шутки. Все их имущество, заключалось в тощих котомках за плечами, да двух музыкальных инструментах, одно из которых напоминало банджо американцев. По рукам веселой компании ходили два объемистых кувшина, к которым весельчаки не забывали прикладываться. Я не раз слышал про них, но видеть пришлось впервые. Это были странствующие студенты или ваганты. Они болтались по всей Европе, кочуя от одного университета к другому в поисках более совершенных знаний, но как утверждал мой телохранитель, не раз, сталкивавшийся с ними: они, в большинстве своем, знатоки не в науках, а в бабах и выпивке. Когда мы проезжали мимо, хор молодых задорных голосов затянул новую песню:
- Сладко нам безумие!
Гадко нам учение!
Юность без раздумья
Рвется к развлечению!
Быстро жизнь уносится,
Предана учению!
Молодое просится
Сердце к развлечению!
Несколько минут я слушал их задорные голоса, как мне вдруг невольно вспомнились мои приятели - студенты. Нередко подобные песни средневековых школяров звучали в исполнении студентов двадцать первого века, когда мы всей компанией сидели у костра.
В который раз я снова спросил себя: мне только одному так повезло или подобная участь постигла других? Если так, то может где-то сейчас бредет по дороге Алексей или скачет на коне Михаил. Хотя… Дьявол! Ведь они могли попасть в другие времена! Как говорили нам тогда эти умники в институте: - У каждого из вас свои предки, а значит, свой личный и уникальный путь в истории!
'Свой путь! Это мой путь?! Уроды! Мать вашу…!'.
Неожиданно во мне поднялась волна глухой злости на ученых, на эксперимент, на себя - дурака, давшего согласие на него и теперь оказавшегося в полной заднице. Основу подобной вспышки легко можно было понять - я все еще никак не мог оторвать себя от двадцать первого века и все еще в глубине себя лелеял надежду о возвращении в свое время. От тоскливых мыслей меня оторвал Джеффри, воскликнув: - Ох, и безобразники эти школяры! Им только песни орать, да девок тискать! Вы только послушайте, господин!
Невольно я прислушался к молодым голосам, выводившим, у меня за спиной, новую песню:
- …Я унылую тоску ненавидел сроду, но зато предпочитал радость и свободу и Венере был готов жизнь отдать в угоду, потому что для меня девки - слаще меду…!
Задорная песня настроения мне не прибавила, но горечь улеглась, после чего я продолжил смотреть по сторонам, но без особого интереса. Так же равнодушно посмотрел на неторопливо едущего нам навстречу коренастого мужчину верхом на гнедой лошади. Подъехав ближе, я увидел в его правой руке четки. С боку свисал длинный меч, звякавший об железное стремя. По черной одежде и белому восьмиконечному кресту на рукаве я узнал в нем одного из рыцарей-госпитальеров. Проезжая мимо людей, склоняющих перед ним голову, рыцарь ордена поднимал два пальца вверх и важно говорил: - Благословляю!
Через час мы свернули с дороги, чтобы дать отдохнуть себе и лошадям пару часов, а затем в ускоренном темпе добраться до города. Отъехав от дороги два десятков ярдов, мы неожиданно наткнулись на купол разноцветного шатра, верх которого торчал над высоким и густым кустарником, за которым уже начинался лес. Шатер рыцаря? Только этого мне не хватало! Я поморщился. Моих контактов с благородными господами было не так уж много, но и их хватило, чтобы понять, в знати намного больше высокомерия и чванства, чем ума и благородства.
'Впрочем, как знать, может, судьба еще не столкнула меня с настоящими рыцарями, - но даже эта мысль не придала мне желания встретиться с кем-нибудь из знати. Я уже начал разворачивать лошадь, чтобы поискать себе другое место, когда у меня за спиной раздалась поясняющая реплика Джеффри: - Это жонглеры!
- Жонглеры? Что они тут делают, в кустах? Представление дают?!
Мое оживление неприятно удивило телохранителя, что было нетрудно заметить по его кислому выражению лица.
- Не знаю. Стоянка, наверно. Может, кашу варят.
- Поехали, посмотрим! - я снова повернул коня в сторону цветного пятна среди зелени.
- Милорд! Это же бродячие актеры! Воры и еретики! Отец Бенедикт не раз говорил, что через них Враг рода человеческого смущает души истинных христиан!
- Джеффри, это глупо… это же просто люди! Они прыгают, стоят на голове, жонглируют шарами!
- Как скажете, милорд.
Мой оруженосец и телохранитель в одном лице являл собой преданного слугу и отличного бойца, да и смекалкой с хитростью не был обделен, но его слепая вера и суеверия, которыми он был напичкан доверху, частенько раздражали меня. Хотя в тоже время я прекрасно понимал, что он, человек своего времени, мог только видеть окружающий мир через мелкое сито народных суеверий и проповеди священников. Человечество в те времена ходило по земле в трепете и боязни, так как над его головой находились Небеса, а под ногами прятался Ад. Отсюда все проявления природы или человеческой жизни могли быть даны только в двух вариантах: рука Божья или искушение Дьявола.
