— А может, от него ход какой есть куда-нибудь?
— Вполне возможно. От Балтийска до Приморска была подземная железная дорога,
[40]
которая снабжала все батареи и долговременные точки укрепрайона. Может, и здесь что-то имеется.
Инженерная машина завелась, попыхтела выхлопной трубой и рванула назад, перемалывая гусеницами глину и разбрасывая грязь. Часть выступов и поручней на воротах оторвались. Однако отошли и сами ворота, правда — только с одной стороны и буквально на несколько дюймов. Лопнул один из тросов. На другом треснула коуша. Копатели принялись что-то бурно обсуждать и жестикулировать. Через минуту прибыла группа саперов и стала извлекать из своих ящиков тротиловые шашки, укладывая их в образовавшуюся щель.
— Командир, нам велели с места не сходить. Так нас же тут накроет, — произнес Чуйков.
— Не воспринимай так буквально. А вон идет кто-то к нам. Наверное, наш «папочка». Сейчас и спросим…
Однако спрашивать не пришлось. Соглядатай, быстро подойдя, указал за холм.
— Идти туда. Прятаться. Давай. — И первым начал спуск, постоянным взмахом руки маня за собой морских пехотинцев.
* * *
Солнце в очередной раз погрузилось в туман над морем и утонуло в нем, окрасив горизонт оранжевым. К холму подъехала «Пиранья» и, высадив трех человек, отправилась обратно.
— Пароль! — услышала глухой окрик взбирающаяся на холм троица.
— Ржавая ступица! — крикнул Колесников, смеясь. — Да мы это. Порядок.
Дозор помог товарищам в иноземном облачении взобраться в БТР-80, который через минуту уже вез их домой…
— Поднимешь нас пораньше, командир? — спросил Борис за ужином, проходившим в столовой бункера Красноторовки.
Сам Стечкин и остальные старшие ели в последнюю очередь, поскольку столовая сразу всех вместить не могла. Первыми к пище всегда допускались женщины и дети. Так было и сегодня. А вот ужин Стечкина, Колесникова и Шестакова в этот раз оказался совсем поздним.
— Они сказали в восемь приедут на точку за нами и ждать долго не будут, — продолжал Борис, жадно черпая ложкой похлебку.
— Подниму, не волнуйся, — кивнул Стечкин. — Кофе будешь?
— Это на ночь-то глядя? Нет, спасибо. А вот с утреца…
— Ага. Прямо в постель к тебе на подносе принесу, — усмехнулся майор. — Ну, рассказывай. Чего там?
— Короче, выкопали они бункер. Там, по ходу, башня раньше наблюдательная была у немцев. Ее обломки в земле попадались.
— И что в нем?
— Понятия не имею. Этот, приставленный, сказал, что нам туда нельзя. Вошли они туда… Главные, судя по перчаткам и каким-то цифрам на пелеринах. И долго не выходили. Еще туда дозиметрический контроль с ними вошел.
— Дозиметрический? Ты уверен? — спросил Шестаков.
— Уверен. Дозиметры у них были. Они первыми шли. Потом туда стали вволакивать какие-то ящики. Еще генератор дизельный для освещения. Подозреваю, что топливо им больше для него нужно было, нежели для землеройной машины. Она вообще почти все время простояла заглушенной. И вот что интересно: шли, значит, два ихних бойца и перли какой-то ящик. На склоне ямы глина стала оползать, один оступился и ящик выронил. А там зазвенело что-то, будто стекло. Ну, ругань поднялась, ор. Потом, когда нас этот пристав ихний поесть сводил в герметичную палатку, мы на обратном пути решили проверить. До того еще заметили, что в одной из ям, которую они до того откопали, но потом забросили, поняв, что не то место, ребятишки приспособили свою помойку. Ну я, с понтом, отлить, говорю этому. Отошел в сторонку и в яму заглянул. Смотрю, точно, стеклянные осколки там. Колбы какие-то. Мензурки и эти… как их… Плоские такие… Чашки Петри, вот!
— Что за чашки такие? — поморщился Шестаков.
— Да знаешь ты, — махнул рукой Стечкин. — Такие плоские и круглые. Их биологи, бактериологи и инфекционисты использовали.
Сказав это, майор вдруг перестал есть и нахмурился. Какая-то мысль пришла с запозданием.
— Черт! Борис, ты уверен?
— Уверен. Лабораторное оборудование, — кивнул Колесников.
— Вот тебе и атомная бомба, — хмыкнул Шестаков. — Похоже, что они ищут какую-то биолабораторию. Может, штаммы какие? Бактериологическое оружие?
— Не исключено, — озабоченно потер подбородок Стечкин. — Час от часу не легче…
В столовую вошел один из бойцов дежурно-вахтенной службы.
— Командир, дозор с моря вернулся.
Майор взглянул на наручные часы.
— А чего так рано? Их сменили?
— Никак нет, товарищ майор. Они говорят, крабы атакуют.
— Крабы?
— Да. Говорят, их до сотни на берег выползло. Держать пост на берегу уже невозможно.
— Такое же только после сильного шторма бывает, — нахмурился Колесников.
— В том и дело, — кивнул боец. — Дозор говорит, за час до атаки они слышали с моря глухие хлопки. Похоже, чилийцы отправили туда катер и сбрасывали глубинные бомбы. Видимо, из-за этого крабы поперли.
— А зачем они бомбы сбрасывали? — Колесников перестал есть.
— Боря, неужели непонятно? — нервно усмехнулся Стечкин. — Срисовали они наш дозор и решили крабов натравить. Нет, все-таки наш худой мир с ними настолько худой, что хуже доброй войны.
Глава 21
ПО ТУ СТОРОНУ
Позавтракав и выйдя на очередной сеанс связи с центурионом, Пауль Рохес вернулся в выделенное ему жилище. Это была та часть зарытого глубоко под землю командного пункта, что возникла еще во времена Третьего рейха. Немецкая часть бункера была небольшой и позже использовалась лишь как пристройка для хозяйственных помещений главного бункера. Данная необитаемая секция имела лишь один коридор, соединяющий ее с большей частью Красноторовской колонии. Такое расположение иноземного гостя являлось вполне оправданным, с точки зрения хозяев, и Пауль это понимал. Он не испытывал особого восторга от возложенной на него командиром миссии но, как примерный солдат своего легиона, выполнял ее неукоснительно. Было ему сказано выходить на связь, он выходил. Было сказано, стараться замечать то, что нужно, он замечал. Велено не провоцировать русских, он ничем не провоцировал. Ходя в туалет и на прием пищи, прислушивался к тому, что происходит и что говорят. То же самое он делал, выходя на поверхность для сеанса связи. Все остальное время Рохес находился в своей комнате, благо ему предоставили даже электрическую лампу, и изучал принесенные специально для него книги. Читать русский текст было для него сложнее, чем говорить на этом языке, однако легионер старался радоваться возможности улучшить свое знание того языка, на котором говорил вековой враг их идеологии.
