Но тварь все-таки поддалась. С леденящим душу криком, от которого у Ивана засосало под ложечкой, она наконец рухнула вниз. Через несколько мгновений, показавшихся Ивану очень долгими, он услышал, как тело ударилось о дно.
Иван несколько секунд постоял у шахты, приходя в себя, а потом на ощупь бросился назад, в медпункт. За те секунды, что он там был, он успел заметить графин с водой. Надо было срочно промыть глаза, да и глотку промочить хотелось. Хоть водой, хоть спиртом. И в самом деле, почему бы не тяпнуть медицинского спирта, если он там есть?
«Н-да… Теперь уже не получится, если спросят, сказать, что она сама вниз упала, — размышлял он, приводя себя в порядок. — Впрочем, пока что я не встречал тех, кто хотел бы меня расспросить».
Спирт он не пил, в сложившейся ситуации хотелось бы сохранить трезвость рассудка, впрочем, после всего, что произошло, выпить следовало хотя бы для поддержания психического равновесия. Он протер салфеткой, смоченной в спирте, рассеченный лоб и лицо. Стянув китель и тельник, из баллончика распылил на плечо обезболивающее, посидел на столе, слушая, как утихает боль. Хорошо, что плечо не вывихнуто. Скорее всего, просто растяжение. На вешалке нашел небольшую сумку, сложил в нее необходимое: стерильные бинты, пузырьки с лекарствами, противорадиационные препараты в таблетках и в ампулах, средства от химических отравлений, антибиотики, еще всякую ерунду. Подумав, добавил одноразовые шприцы. Мало ли… Прихватил заодно найденный в кювете скальпель.
Вынув из кармана плоскую фляжку, перелил в нее спирт и, завинтив колпачок, спрятал обратно. В освободившуюся бутыль перелил оставшуюся воду из графина. Бутылку тщательно закупорил и тоже сунул в сумку. Потом надел ее через голову и не таясь вышел в коридор. Чего уж теперь таиться, когда и так нашумел? Если тут есть другие твари, они уже в курсе его присутствия.
Иван зашагал по коридору, непринужденно напевая «ла-ла-ла», перепрыгнул через лежавшую на дороге изуродованную дверь, краем глаза глянул в черный проем. На мгновение у него возникло желание проверить, откуда пришла мышка-мутант, но он довольно легко преодолел глупый соблазн: надо было скорее выбираться отсюда. К концу коридора песенка как-то сама собой затихла. Иван вспомнил, где он видел такую «мышку». Фотографии убитых чудовищ то и дело мелькали в Сети. Подобные твари все чаще нападали на солдат и мирное население в зараженных радиацией областях. Считалось, что это мутанты.
Но что делать бедному мутанту в Москве, в подземных лабиринтах «Нового Авалона»? Есть два варианта: либо тварь привезли для изучения, и тогда она тут одна, ну максимум две, или их вывели здесь, в лабораториях, и тогда их может быть очень много.
Собственно, продуктами генной инженерии и управляемых мутаций перед войной завалили все магазины, торгующие животными: тут тебе и кошки безумной окраски до семидесяти сантиметров в холке, и лохматые, курчавые, лысые собаки, умеющие повторять за хозяевами слова, как попугаи, и голубые мини-тигры, которых можно таскать за шкирку, как котят, и ящерицы-хамелеоны — их подбирали к интерьеру, как экзотический аксессуар, и крокодилы, питающиеся исключительно фруктами, и мышки, запрограммированные на развивающие игры с детьми… Мышки… Ну вот, может быть, и такие «мышки» — часть «развивающих» экспериментов? Или побочный эффект, так сказать. Надо держать ухо востро.
В конце коридора Иван снял со стены очередной огнетушитель, сунул его подмышку и направился к лестнице, ведущей наверх. По крайней мере, следующие десять этажей он надеялся пройти без приключений.
…А ведь день начинался как обычно. За неделю Иван попривык и к комнате-конуре на окраине, и к тому, что вставать нужно в пять утра и добираться на метро через всю Москву на другой конец города. А потом еще минут двадцать трястись в служебном транспорте «Авалона». Один плюс — никакой толкучки: каждый пассажир на каждом маршруте, независимо от того, что это было — метро, клинкарты, которые в народе метко прозвали «мотыгами» за непривлекательный внешний вид, или древние экомобили, которые работали чуть ли не на растительном масле и которые, экономя на всем во время войны, власти вернули из утиля, — всюду за Иваном закреплялось персональное место на определенный маршрут в определенное время. Если каунтер считал правильным выдать ему билет в бордель, невинно прозывавшийся клубом знакомств, или, например, на секс-вечеринку или полагал, что ему пора наведаться в бар на выходных, он резервировал за хозяином места в общественном транспорте и на мероприятиях, попутно уведомляя носителя об обязательности посещений подобного рода заведений. Никакого беспорядка. Все посчитаны, каждому — свое.
Нет, если ты входил в партию «Золото нации», то, конечно, это не имело к тебе ни малейшего отношения: тогда бы у Ивана имелся собственный автомобиль и он ездил бы, куда захочет. Вернее, не так: Иван ездил бы везде, где оплатил проезд. Все как обычно: есть деньги — проходи, то есть проезжай, нет денег — проваливай. Автомобиль в семье, вообще-то, был — старый, отцовский, и водить Иван умел, а вот прав у него не было, права стоили очень дорого, да и продлевать их нужно было каждый год, а за это тоже немалые деньги брали. А еще прибавьте годовой залог на случай штрафов. Сумма вообще для Ивана астрономическая. Из нее в случае нарушений или аварии автоматически вычитались деньги. А остаток на конец года никогда не возвращали — его просто переносили на следующий. Вот отец имел пожизненную льготную лицензию на вождение и залога к ней не полагалось. Ну так то был отец… Передавать лицензию по наследству пока не разрешили.
Еще существовали аэромобили и персональные вертолеты, но это случаи из области фантастики, потому как принадлежали они или госчиновникам, или олигархам.
Вот и этим утром безлошадный и безвертолетный Иван устроился на привычном пронумерованном месте в серо-зеленом вагоне метро и задумался. Поездка занимала ровно пятьдесят восемь минут. Вагон тронулся, и перед каждым новым пассажиром вспыхнул голографический экран лаймера. Прямо из воздуха в глаза Ивану проникновенно заглянула полуобнаженная дива с серебряными волосами и синими светящимися глазами.
«Ночной клуб „Гарпия“, — дива едва шевелила пухлыми губами, недвусмысленно напоминающими женские половые органы, — это все удовольствия мира… Я жду тебя, воин, и днем и ночью. Массаж, процедуры омоложения, африканская стимуляция потенции… Мы исполним любые ваши желания».
Иван прикрыл веки, чтобы не видеть надоевшую рекламу. Даже в страшных снах он не мог вообразить себя в объятиях этой «гарпии» с неоновым взглядом. Вместо эротических картинок в голове упрямо возникали огромные саблевидные клыки, спрятанные за влажными губами-варениками. Вопьется в шею и высосет: из него — кровь, деньги — с каунтера. Иван постарался отвлечься от назойливо бормочущей прямо в уши рекламы и представил себя далеко-далеко отсюда, дома.
Нет, конечно, Иван не был нищим. Здесь, в городе, миллионы людей жили намного хуже, чем он в своей сельской зоне-поселении в Подмосковье. Переехать в Москву Иван не мог. Сюда пускали только по специальной квоте. Он заслужил право на переезд пятью годами службы в армии. Жаль, что отца сочли неблагонадежным, а то, кто знает, может быть, и Иван входил бы сейчас в национальный миллион «Золота…». Но отца и всю семью лишили гражданских прав еще лет двадцать назад. Впрочем, в поселении почти все не имели права голоса, кроме бургомистра и его свиты. У остальных не было денег на покупку гражданских прав. Да и что мог изменить один голос несчастного фермера? Или два? Или даже миллион? Ведь даже у самого бедного в золотом миллионе — голосов на миллионы. Один голос — один евразийский доллар. А в долларе знаете, сколько рублей? Много. Так что, сколько ни работай…
