– Ну, блин, – вслух сказал Бекешин, качая головой, – проблема! Роль мобильного телефона в жизни современного общества… Тьфу ты!
Он решительно вынул из трубки аккумулятор, бросил то и другое в бардачок и запустил двигатель. У него было слишком хорошее настроение, чтобы забивать себе голову ерундой.
Он вел машину, тихонько насвистывая сквозь зубы, и думал о том, что скоро наступит лето, а еще раньше, в самом начале мая, придет время испытать на прочность то любопытное сооружение, которое они с Андреем Михайловичем склепали, можно сказать, из голого нахальства. Сооружение это называлось мудрено – “РосТрансЭнерго” – и имело не так уж много общего с первоначальным замыслом Бекешина. За благородной внешностью Андрея Михайловича скрывался такой опытный и прожженный делец, что Бекешин первое время только диву давался: как этот седой волчара вообще согласился взять его в долю, а не выставил коленом под зад, присвоив идею. Разработанный мозговым центром Бекешина план был признан ни на что не годным, переработан, кастрирован, вывернут наизнанку, перелицован и представлен ему в таком виде, что у Георгия захватило дух: тут пахло уже не тысячами и даже не десятками тысяч, а миллионами зелененьких. Правда, солидным тюремным сроком тут тоже пахло, но риск был прогнозируемым и, что самое главное, полностью оправданным.
Идея была проста, как кусок хозяйственного мыла: фирма должна быть фиктивной. Найти людей, которые за определенную мзду согласятся возглавить несуществующую фирму, будет совсем несложно, говорил Андрей Михайлович. Тем более что это будет не совсем мыльный пузырь. Приобрести какой-то необходимый минимум техники и нанять персонал все-таки придется. Возможно, придется даже поработать по профилю – что-нибудь построить или, скажем, отремонтировать для отвода глаз, поскольку энергетикой руководят все-таки не полные идиоты, и отдавать деньги просто за красивые глаза никто не станет. А потом… Потом, как водится: набрать заказов, кредитов, авансов, черта, дьявола и исчезнуть с горизонта. Объявить о банкротстве, спокойно отойти в сторонку и подсчитывать барыши, пока фиктивное руководство фиктивной фирмы будет разводить руками. В общем, совсем как в любимом афоризме Бекешина: хотели как лучше, а получилось как всегда.
Конечно, на деле все должно было выглядеть и получаться куда сложнее, чем на словах, но суть Бекешин уловил, да и улавливать здесь было особенно нечего: в его богатом послужном списке была пара-тройка подобных операций, и он знал, что сумеет выйти сухим из воды.
Он приблизился к неторопливо едущему вдоль обочины дороги велосипедисту, покосился в боковое зеркало и суеверно взял левее: эти психи со своими велосипедами пугали его с того самого дня, когда он впервые сел за руль. Невозможно было даже предположить, куда понесет такого вот идиота буквально в следующую секунду, на правила дорожного движения они плевать хотели и были почему-то уверены, что, раз скорость их движения мало отличается от скорости движения пешехода, то ничего плохого с ними на дороге произойти просто не может.
Мчащийся на приличной скорости черный “мерседес” начал плавно менять направление движения, прижимаясь к осевой линии. За секунду до того, как его бампер поравнялся с задним колесом велосипеда, наихудшие опасения Бекешина начали сбываться: велосипедист вдруг небрежно вытянул в сторону левую руку и тут же, без паузы, резко вывернул руль, ловко направив свою швейную машинку поперек движения, прямо под колеса бекешинского “мерса”.
Не успев даже осознать, что, собственно, происходит, Бекешин ударил по тормозам и изо всех сил крутанул влево податливый руль. Завизжали покрышки, машина резко вильнула, вырываясь на полосу встречного движения, и почти объехала двухколесного идиота – почти, но не совсем.
Бекешин увидел промелькнувшую в нескольких сантиметрах согнувшуюся над рулем фигуру, которая только-только начала поворачивать голову, чтобы полюбопытствовать, что это за шум раздается позади. Потом послышался короткий глухой удар, и фигура исчезла. Бекешин глянул в зеркало заднего вида, увидел валяющийся прямо на осевой линии велосипед и копошащегося возле него седока, а в следующее мгновение раздался еще один удар, гораздо более сильный, и Бекешина бросило грудью на рулевое колесо.
Все-таки он успел затормозить, и машина въехала в фонарный столб на левой стороне дороги юзом, на очень небольшой скорости. Пластиковое покрытие бампера треснуло, сам-бампер оторвался и криво повис, касаясь одним концом асфальта, левое крыло смялось в гармошку, и на месте фары зияла неопрятная дыра. Из поврежденного радиатора тонкой струйкой текла охлаждающая жидкость, курясь в прохладном весеннем воздухе горячим паром. Не чувствуя под собой ног, Бекешин выбрался из машины и оглянулся назад.
Проклятый поборник здорового образа жизни уже стоял на своих двоих, скрючившись и баюкая ободранную при падении на шершавый асфальт кисть левой руки. Интереснее всего Бекешину показалось то, что велосипед с виду казался абсолютно неповрежденным. Георгий представил себе, что могло бы произойти, если бы на встречной полосе оказалась хотя бы одна машина, и его запоздало окатило холодным потом.
Разумеется, откуда ни возьмись набежало человек десять свидетелей, из которых при происшествии присутствовали от силы четверо, и, опять же, как водится, общественное мнение немедленно ополчилось против Бекешина на том простом основании, что он ездил на “мерседесе”, а они, свидетели, вынуждены были перемещаться пешком. В течение каких-нибудь двадцати секунд они взвинтили себя до настоящей истерики и начали обвинять Бекешина едва ли не в попытке преднамеренного убийства; и потерпевший велосипедист начал уже тыкать всем без исключения в лицо свою кровоточащую клешню и завел речь о компенсации морального и материального ущерба и даже чуть ли не о пенсии по инвалидности; и кто-то уже начал проталкиваться вперед, чтобы вцепиться в Бекешина скрюченными, как звериные когти, растопыренными пальцами, а кто-то еще собрался бежать к телефону, чтобы вызвать “скорую” и дорожный патруль, но тут среди этой толпы кретинов (вернее, кретинок) нашелся-таки один здравомыслящий человек, который все видел своими глазами, не испытывал предубеждения против владельцев личного транспорта и способен был разобраться в ситуации.
– Да чего вы орете? – разом перекрыв гвалт, крикнул он. – Вы посмотрите, где лежит велосипед! Это ж на самой осевой, куда велосипедистам под страхом смерти соваться запрещено. Он же сам под колеса кинулся! Да вы понюхайте его, он же пьяный, как земля!
Толпа поворчала еще немного и разошлась. Владелец черного “мерседеса”, как ни прискорбно было это сознавать, оказался не виновником, а потерпевшим, линчевать же пьяного велосипедиста было попросту неинтересно. Бекешин посмотрел на виновника происшествия, понял, что, если даже продать его самого вместе с семьей, квартирой и велосипедом, вырученных денег едва ли хватит даже на ремонт крыла, плюнул и двинулся в сторону кафе, вывеска которого маячила неподалеку.
Предварительно он вынул из бардачка мобильник, вставил на место аккумулятор, позвонил в офис и велел секретарше немедленно разыскать водителя и прислать его на место происшествия с джипом для себя и с эвакуатором для “мерседеса”. На испуганный вопрос секретарши: “Что случилось, Георгий Янович?” – он раздраженно ответил в том смысле, что его наконец-то клюнул в задницу жареный петух. Это была чистая правда: Бекешин водил машину с восемнадцати лет и ни разу не попадал в аварию.
