И, кстати, очень веским, а может и решающим подпунктом, в виртуальном следствии-шоу «Армия против младшего офицера Минакова», оказался бы тот факт, что во время оглашения подчиненному этих сведений реальный Кахрамон Акрамович Нарбугаев был, скорее всего, еще жив-здоров, просто имел некоторые проблемы с подвижностью и с поступлением свежего воздуха.
Однако покинувшему спасительную бетонную нишу и перемещающемуся к воротам для передачи сигнала миллиботу, рядовому Никите Кучконосу, додуматься до рассуждения о таких юридических тонкостях было не дано, а может, у него просто не оставалось на это времени. Что такое для экзоскелета полста метров по проверенной и безопасной местности? Шаг, два, три, и вот уже мы у цели! Излучатель вверх и…
«Здравствуй, таинственный робот-невидимка! Не читал ли ты случайно сказку об Али-Бабе? Ну что ж, мы наконец-то с тобой пообщались подобным же образом! Пусть даже и в режиме монолога. Вот, получи свое «Сим-Сим, открой дверь»!
122. Верхний уровень. Космос
Весь фокус был в зеркале. И хотя оно летело в космосе, по большому счету, вело свою родословную от парашюта, ибо до настоящего момента находилось в сложенном состоянии. Однако поскольку его размеры в раскрытом виде оставляли далеко позади любой парашют, даже применяемый десантными танками или древним кораблем «Аполлон», то пеленалось оно не просто так, а с участием компьютерного моделирования. Причем для этой цели применялся не какой-нибудь переносной «покетбук», а настоящий компьютерный монстр, размещенный в подвале Министерства обороны. На расчет и перепроверку разных вариантов моделирования складки-раскладки зеркала центральный комп потратил в свое время четыре часа, чудовищный срок, учитывая безумную стоимость его эксплуатации. И ведь, наверное, сложность складки-раскладки зеркала имела на то все основания. Ведь оно должно было развернуться без сучка и без задоринки в идеальную плоскость размером триста пятьдесят на триста пятьдесят метров. Развернуться в вакууме. Причем развернуться в нужном направлении, с точностью до долей градуса по всем осям. Может, случиться, это было проще, чем где-нибудь на ветру в атмосферной плотности — ибо толщина металлической материи была столь мизерной, что измерялась микронами; если бы даже повседневный ветерок и не сумел взять ее тонкость на разрыв, то уж точно бы выдул ее прочь из задуманной для дела формы, и наверняка унес бы в дальние дали в виде некой обрезанной запчасти чудовищного воздушного шара. Однако и в вакууме имеются свои минусы, кстати, и температурные тоже, причем предельной значимости. Или допустим, нагрев не закрытого атмосферным забралом Солнца. И то и другое очень влияет на форму, и сие нужно учитывать, ибо в мире предметов — именно форма, как не странно, определяет суть. То есть предназначение. И кстати, все это гигантское зеркало, вместе со своим предназначением помещалось в кубике с ребром двадцать пять сантиметров, а весил тот куб — понятно, в условиях радиуса мамы Земли — всего-то два с мелочью кило. Но ведь там наличествовало не только зеркало, но еще и струны внешнего натяжения. Вот такое чудо технологии «made in Moscovia».
Весь спутник весил несколько больше, но совсем ненамного. Там утрамбовалось разное сопутствующие космическому полету оборудование. Аппаратура связи, аккумуляторы, а так же небольшие двигатели коррекции одноразового действия. Тем не менее и это все вместе было чрезвычайно компактно. Общий вес устройства укладывался в девять с половиной кг. Весьма впечатляющие результат, учитывая, что в деле изготовления не задействовалась постиндустриальная Япония. Все собрали там же, на просторах некогда большой России. Кстати, кое-кого из особо сведущих это может удивить по еще одному критерию. В том плане, а зачем это русским так мельчить, то есть ковать блоху там, где не требуется? Ведь, кажется, именно русские когда-то впервые запустили спутник, и уже тот первый весил более восьмидесяти. Чего ж это они сейчас микробничают, семьдесят с чем-то лет опосля? Что-то, понимаешь, тут…
Вот именно! В деле замешана секретность. Если в околоземный космос выволочь что-нибудь в пяток — другой тонн и габаритами с ЖД вагон, то от любопытства размещенных ниже орбиты стран спасу не будет. Забросают Московию нотами — это раз. Так еще, чего доброго, запустят кверху какой-нибудь «Шатлл» для досмотра, а то и задержания, в смысле, снятия с орбиты. А так, летит там, в просторах, что-то малюпусенькое, особых признаков жизни не подает, для боеголовки легковато будет, для околоземного лазера тем более. Ну пусть себе летает, все едино, у конгресса денег на экскурсионный астро-досмотр так и так не выпросишь. Можно, конечно, внимательно пялиться в объект телескопом, но что разглядишь? Блестит защитная противосолнечная фольга. Что там под ней-то? Может, и правда, отвалившаяся запчасть неудачно стартовавшей ракеты, как и утверждают русские. «А почему же она так аккуратно завернута?» — хочется спросить по такому поводу московитян. «Кто вам сказал, что там что-то завернуто?» — таранят они встречным вопросом. «Но ведь видно же!» — «Ага, вы по-прежнему нам не доверяете?» — «Но вот, плиз, посмотрите на снимки». — «Была охота. Но ладно. А где видно, что это именно тот, наш осколок ракеты? Где лейбла? Что это, понимаешь, за обвинение без доказательств? Где презумпция невиновности? Опять двойные стандарты, господа хорошие? Утю-тю-тю! Снова, понимаешь, лезет из вас империализм, а? Как не стыдно обижать подозрением маленькую северную страну, успешно идущую по пути демократизации и «антитиранизации» вот уже сороковой год подряд? Мы ведь почти уже у цели, почти, понимаешь, в Европе, а вы вот снова будите в нас старые, похороненные вместе с Ульяновым комплексы. Нехорошо, господа, нехорошо трогать усопших». — «Но ведь снимки-то, снимки. Сами гняньте в телескоп». — «Какой телескоп, господа пригожие? У нас то, что было давно уж к вам же на металлолом задарма свезено, а тот что на Кавказе — ну, когдатошний самый большой, — так что с него толку-то, если Кавказ не наш тепереча? Он ведь скорее ваш, вместе с каспийской нефтью». — «Да при чем тут нефть, понимаешь?» — «Как при чем, господа-сэры? Нефть всегда и по любому вопросу «при чем».
Ну и значит, летает данный осколок дальше, ибо действительно, хоть в пятиметровую трубу, с линзами обточенными, смотри, а все едино свернутую с компьютерной помощью пленку не увидишь, а если и увидишь, то не догадаешься, для чего и как. Правда, что действительно настораживает, так это количество этих самых осколков. В общем, на орбите их около полусотни штук, не наводит ли это на мысль… Вот именно! Не есть ли это все элементы какой-нибудь русско-московской СОИ? — Хорошо, допустим. А как она действует? — Ну… — Что «ну»? Напрягите агентурную разведку. — Попытаемся. Хотя тут у нас… В общем, после того как со шпионами, то бишь, разведчиками, стали обращаться так, как… Как и положено обращаться со шпионами, число агентов резко снизилось, а с вербовкой местного населения появились проблемы, ибо после первой же неудачной вербовки, дипломат, ее осуществляющий, тут же объявляется «persona non grata».
Так вот, сейчас «ракетный осколок» начал действовать. Происходило это следующим образом. Вначале прошла отработка закодированных команд с Земли. Пеленающий кожух самостоятельно, благодаря хитро продуманной шнуровке, расчехлился. Но он не отбросился прочь, ибо в космосе, даже приземном, нет ветра. Так что ничто не могло этот чехол подхватить и вынести прочь. Потому он просто втянулся внутрь, в специальный раструб, и, кстати, без особой компьютерной продумки. Хотя она тем не менее тоже имела место; кто-то когда-то учел все температурные и прочие нюансы; вот бы была комедия, если б кожух пошел по шву и своими ошметками закупорил какой-то из двигателей коррекции, или того хуже — спеленал напрочь аккуратненькую приемную антенну. Потом заработали двигатели. Работали они последовательно, по особому графику, ибо спутник требовалось развернуть в определенном, очень точном ракурсе. В дальнейшем, когда из контейнера прыснет материя зеркала, будет несколько поздно, не удастся развернуться ни на одну угловую секунду в сторону.
