До морского дна «кишке» было совсем не далеко. Отдача толкнула ее вниз и корма воткнулась в многовековые наносы ила. Затем лодка снова пошла вверх и через несколько секунд уже висела в воде, раскачиваясь подобно маятнику. Пуповина управляющая ее трюками оборвалась: команда осталась в полном неведении относительно произошедших на подводном монстре происшествий, даже офицер пуска сомневался, что последний снаряд успел стартовать. Люди пытались делать предположения перекрикивая друг друга, однако никто никого не слышал – они все стали немного глуховаты.
А заброшенный в небесные сферы посланец уже резал тонкие слои разряженного эфира. Он забрался повыше своих, недавно разлучившихся с «мамой-кишкой», собратьев, хотя имел меньший толкающий момент, ведь он несся почти вертикально ввысь. Достигнув восьмидесяти километров, он опрокинулся, желая нырнуть в морскую гладь Южного Сияния носом, с самой большой на свете вышки. Пока он парил выше облаков, над горами скакнули еще несколько его братьев с лодок-соседок.
Эйрарбакам, запустившим его, страшно повезло: их спасла сила Кориолиса, вращение планеты вокруг оси утащило их малость в сторону от места запуска снаряда. На него эти силы действовали тоже, однако за счет большей высоты – по-другому. Кроме того, снаряд стартовал не строго вертикально. Все эти несогласованности привели к смещению точки падения относительно точки старта на тридцать километров, но ведь Р-4 развернулся в море довольно широко...
Высотомер работал исправно, до лампочки ему было: море под ним или суша – он был абсолютно бестолков. Полная темнота! Взрыватель сделал свое дело, и над морем полыхнула сила пяти десятков миллионов тонн взрывчатки. Многих накрыло. Три большущих поплавка «кишок» были в зоне поражения – половина имеющихся. Торпеда-камикадзе у брашей была донельзя хитрой, ведь не бывает такого везения. Или Вселенная велика и случиться может всякое?
43. Отрешенный взгляд в глубину
Вы знаете, как это происходит? Те кто прочувствовал на себе, не успел понять, а многие из тех, кто испытал, даже не успел почувствовать. Те кто наблюдал издалека, могут рассказать, как глобально явление по масштабам, но сколь мизерно в задействованном реальном времени, и снова то что происходит там на самом деле, можно только представить. Могут быть те, кто был близко и остался цел, но он должен был заседать в изолированном бункере, не смотреть в нужный нам момент в визуальные, вынесенные на поверхность приборы, и лежать калачиком, заткнувши уши – что он может рассказать? Как его шарахнуло обо что-то головой, даже не ясно об потолок или стену, то что он мгновенно вспотел, и то что его потом долго тошнило, но это его внутренние ощущения, а где видимость внешних процессов? Тот кто рядом с ним находился, но смотрел в объектив в нужном направлении, что почти невероятно, не зная момента и азимута, ни мог бы все равно ничего увидеть – уже в первичные две тысячные доли секунды, то есть в пятисотую ее часть – неподвластное нашей медлительности время, он должен был ослепнуть навсегда. Когда в средневековье выкалывали глаза, несчастный мог видеть перед собой движущиеся в его сторону лезвия в десять в некоторой степени раз дольше, и то, что он мог потом припомнить особенного? В начале ядерного века, при малых мощностях примененных в Первую Атомную, многие «везунчики» могли вообще отделаться смертью под лучом. Это когда свидетель-жертва непосредственно в момент происшествия получает достаточную дозу радиации, и покидает этот мир вследствие прозрачности нашего организма для микроскопических сверхбыстрых предметов, попадающих в него в больших количествах. Кроме того до него не должны добраться всякие прочие вредные факторы: рушащиеся здания и летящие деревья составляют лишь малую толику того, что свершается вокруг. Что он может рассказать, этот переживший остальных герой? Он ведь ничего не чувствовал: в том плане, что он боялся всяких, внезапно начавших летать, предметов и огромных черных облаков, но ведь то, что его поразило, он не ощущал вовсе, и более того в момент, когда он любовался грозным явлением, его уже накрыло. Другим дало по голове не слишком сильно, в том плане, что они потом еще могли рассказывать о, вроде бы, случившемся с ними. Но что с ними самими случилось конкретно? Уже в первую долю секунды они потеряли сознание и ничто внутри них не фиксировало более происходящее. Да есть синяки и переломы, открытые раны и вывихи, и? Чем они нанесены? Накрыло ли «свидетеля» непосредственно падающей ударной воздушной волной пришедшей от эпицентра, или его настигла отскочившее от грунта отражение волны, то есть вторичная волна? А может, его ударила не ударная волна вообще, а очень похожее на нее явление, но не являющееся ею – скоростной напор, нечто сходное с ветром сверх-ураганной силы? Сколько метров он пролетел по воздуху, сколько секунд находился в полете и летел ли вообще, может его просто придавило к стойкому препятствию? Не вызваны ли эти самые синяки ударом по нему неких кирпиче-образных предметов, или же приземлением на груду лома после полета? Местность вокруг него, за эти секунды, неузнаваемо изменилась, так что даже если он очнулся мгновенно, что подразумевает присутствие в рассуждении некоего киборга, а не человека, то все равно он не сможет определить сколько пролетел: ориентиры исчезли, к тому же – пыль. Так что неясно даже, поражен он непосредственно ударной мощью взрыва или косвенной, вызванной ею причиной. Вот и верь после этого людям.
Так что, как ни крути, а всякие литературно-психологические эффекты состояний при происходящем явлении мы оставим поэтам, с их тонкой психологией могущей соединять несоединимое. А раз явление порождено наукой, то пусть она и объяснит, что и как происходит.
Вы еще не устали? Я нет. Продолжим разговор. Суть, сама первопричина процесса, совершается в момент подрыва взрывного устройство, и не имеет значение сверхмощная это бомба величиной с танк или маленькая, разместившаяся в «дипломате», явление однозначно начинается и успевает произойти в одну миллионную долю секунды. Быстро? Я думаю, да? Вы скажете, как странно устроен этот мир, в котором последствия столь краткой штучки-дрючки действуют столь разрушительно. Я удивлю вас еще более, сказав прописную истину. Мы с вами и со всем находящимся вокруг, есть отдаленное следствие далекого быстрого процесса, когда двадцать миллиардов лет назад, праатом-папа, или прачастица-мама, до сих пор не ясно, взорвался (лась) и породил (ла) Мир, и потому мы все, вместе с бесконечными космическими далями, живем во взрыве, который давно начался и никак не желает заканчиваться. И слава богу Эрр и всем остальным солнцеликим!
Так вот. «Да будет свет!» – первично восклицает бомба и порождает его посредством нагрева. Температура приличная – несколько десятков миллионов градусов по Цельсию (хотя какая разница по какой шкале, когда дело доходит до миллионов ошибка, на сотню другую, совсем неощутима). Вся эта жуткая топка бухает вокруг жесткими рентгеновскими лучами. И представьте себе, они не могут далеко пройти, мешает им, чтобы вы думали? Воздух, этот невидимый вдыхаемый всей млекопитающей Геей газ. Останавливает он эти самые жесткие лучи, защищая окружающую природу, но сам бедный нагревается. Ну, до каких значений, мы уже обсудили. Вот это самое явление и порождает Эмбриональный Огненный Шар (ЭОШ). Вы думаете это тот самый, который в замедленной съемке в кинохронике наблюдается? Тот самый Огненный Шар? Ничуть не бывало. Этот никто увидеть не успевает, он горит невидимо малое время и тухнет (на самом деле не тухнет, а затеняется!), когда чрезвычайно сильно остывает, аж до трехсот тысяч градусов. Но горит он хоть и коротко но ярко, увидеть не успеешь, а моргнуть тем более, длительны наши физиологические явления, чрезвычайно длительны, но вот ослепнуть – всегда пожалуйста. Но об этом мы уже беседовали. И вот, когда это остывание случается, рождается известная нам Ударная Волна (УВ), воздух в которой нагревается до свечения. Вот он и затеняет, экранирует собой ЭОШ. Дальше волна катится и катится, и заодно еще немного остывает – раз в триста. Вот тогда и начинает наблюдаться нашей, природой вставленной, оптикой этот самый Огненный Шар. Видно его вполне нормально, слепить он не слепит, бережет наше зрение, врут, кто говорит, будто он ярче Фиоль в середине дня – ни чуть не ярче. Пухнет он прямо на глазах и некоторое время сияние его нарастает, в апогее действительно несколько превосходя родное солнце, но затем так же быстро спадает на нет. Можно успеть заметить, как начинает он подъем в небесные выси. Только на эту попытку его и хватает. А вообще снова все так недолго. Ну уже хоть моргнуть можно, и даже не один раз – секунды, это брат – сила, прямо великанские мили, после начальных микрометров.
