Так вот, как же это главный имперский танко– и шахмато-люб, мог не одобрять всяческое облапошивание, если сама игра его допускает? Но ведь тактические обманки и мухлевка вещи несколько разные. И даже, если разобраться, не «несколько», а принципиально разные. В реальном мире, ни мухлювание, ни мошенничество с самим миром в противоречие не входят – они допустимы любыми физическими законами. А вот по отношению к «танко-шахматам», являющимися эдакой моделью небольшого и не столь сложного как истинный мира, мухлювание приравнивается к чуду. То есть, наш тутошний, «верхний» мир, вполне не против, если в момент сосредоточения оппонента на чем-то другом, вы незаметно хапните с поля «слоно-линкор» или переправите в карман халата парочку «десантных» пешек. Однако соотносительно «танко-шахматного» мира таковое событие может рассматриваться только лишь как чудо, ибо ни коим образом не предусмотрено правилами игры. Значит ли это, что Солнцеподобный отпрыск Масиса Семнадцатого не слишком жаловал чудеса? По этому вопросу справок не имеется, ибо в его царствование событий трактуемых как явное чудо не происходило, по крайней мере до текущего момента, в отличии например от времен дальнего предка – Масиса Двенадцатого. Следовательно, надо признать, что некий вельможа Байро Кадилло однажды предложивший императору Грапупрису Тридцать Первому новый способ безпроигрышной игровой стратегии, поступил очень и очень опрометчиво.
– О Солнцеликий, – сказал он одним погожим деньком, воспользовавшись случаем нахождения непосредственно возле уха императора, да еще к тому же без свидетелей, исключая личных охранников, которые вообще-то свидетелями являться не могут, ибо для всех окружающих привычно уподобляются одной из разновидностей мебели.
– О Солценосный, – сказал он с придыханием и с поклоном. – Все при дворце ведают, что Ваше Сияние весьма уважает достойнейшую и лишь избранным доступную, сложнейшую для ума, игру – «танко-шахматы». И все при Дворцовой Пирамиде, кто хоть чуточку мозговит, все свободное время тратят на изучение сей доблестной игры. Делают они это, к сожалению, не из любви к искусству шахматной стратегии, а исключительно из конъектурных, карьеристских расчетов. Они жаждут когда-нибудь при удачном стечении обстоятельств сразится с Вашей Солнцеизбранностью за «боевым восьминогим столом». И в принципе, может, тут не имеется ничего зазорного или тем паче опасного. Подумаешь, Ваша Милость лишний раз продемонстрирует свой безусловный тактико-стратегический перевес над неучами, коим не дано озарение свыше. Однако, Ваша Солнцедержательство, я как верный подданный, переживающий за Посланца Богов, да еще и за Эйрарбию в целом, очень обеспокоен вот чем. Конечно, глубоко извиняюсь, мои опасения относятся к причине весьма гипотетической и в принципе достаточно невероятной, но все же…
– Ладно, … Как тебя там? Кончай темнить и переходи к делу! – зевнул в ответ Грапуприс Тридцать Первый.
– Я – Байро Кадилло, о Великодушный. И я хотел продол…
– Кадило? – переспросил сын почившего императора Масиса Семнадцатого. – Ну, продолжай, Кадило. Ишь ты – Кадило, надо же!
– Правда, Кадило. Байро Кадилло, о величай…
– О деле! О деле! Не три слюни!
– Так вот, о Ваше Верховенство, не чуть не сомневаясь в Ваших выдающихся способностях, я тем не менее весьма опасаюсь, что рано или поздно, в сражении с каким-то из очередных оппонентов, бесконечной чередой стоящих в очереди, удача многогранности тактического кубика может внезапно Вас подвести… Согласитесь, с точки зрения любой из божественных наук такое все же не исключено. И вот беря на себя смелость столь трагичного предположения, я…
– Так, так, – произнес Грапуприс обретя дар речи после мозговой переработки такой наглой гипотезы. – Слушай, Кадило, а ты думаешь, я никогда не проигрывал, что ли?
– О мой повелитель, можете сослать меня за невежество на Великую Досыпку, с обязательным обменом всего реквизируемого имущества на приобретение лопат, но я действительно не ведал о столь трагичном происшествии…
– Конечно, в тех случаях были некие спорные моменты, некие неясные коллизии… – сосредоточился на воспоминаниях император. – Да, не удалось, не удалось к сожалению прояснить все казусы, объявить в конце-концов матч-реванш. Бедняга Садодо… Как его бишь? В общем, попал в аварию монотрона. Припоминаете, тогда между городами Пепермида и… Как его, сглотни Карлик? И наш этот… Как его, Мятая в бок?! Ну, контральто-штаб-генерал подающий надежды. Мы с Гульбино даже собирались поставить его вместо… этого. А ладно! И даже дружище Гуррара был не против. Беднягу подорвали террористы – толи «беспозвоночные», толи «бунтующие цветы». Кто их разберет теперь? Поразводили однако. Ладно, оставим те древние и весьма спорные моменты. Так что там у тебя… э-э…
– Байро Кадилло, Ваше Верховенство.
– Вот-вот, Кадило. Что у тебя?
– Я, Ваше Сияние, изготовил некую маленькую доработочку к уважаемому Вами «такто-кубику».
– Доработочку? – с некоторым подозрением переспросил Групуприс Тридцать Первый.
– Да, вот именно доработочку, доделочку. Я, смею Вам сообщить, в свое время закончил Центро-Столичный Электро-меха-технический универси…
– Вы, Кадило, жаждете, чтобы я изучил вашу славнейшую биографию? – поинтересовался последний отпрыск Масиса Семнадцатого прищурившись.
– Ни в коем разе, Ваше Солнцесияние, ни в коем. Значит, переходя к сути. А лучше было бы просто показать, но…
– Так показывайте, Кадило! Показывайте!
– Однако доблестная охрана Вашей священнейшей особы, конечно проявила верную бдительность и не позволила мне пронести пред Ваши имперские очи данное изобретение. Так что…
– Ага, там что-то с электричеством, да, Кадило?
– Да, есть некие магнитоэлектрические микро-приборчики, с сельсинной связью и…
– Так, значит, вопрос «когда», правильно я понял?
– Верно, Ваше Трехсолнечное Величие. Мне бы продемонстри…
– Через час, Кадило. Назначаю проверку вот здесь же через час. Тут как раз расставят восьмиопорный стол, сами фигуры и…
– Но ведь это тайное изобретение, император. Никак не надобно, чтобы о нем ведали все…
– Само собой понятно, Кадило. Все будет конфиденциально до жути. Вперед за своим чудо-кубиком.
63. Битва за острова Слонов Людоедов
Мощность реактора
Никто в брашской армаде не хотел бы в настоящий момент поменяться дальнейшей судьбой с бриз-капитанов Гагью-Моном. Сейчас его удобное возвышение на обшитом броней капитанском мостике смотрелось не очень здорово, пожалуй, даже в сравнении с боевым постом младшего мехо-ефрейтора, вынужденного постоянно держать в карманах спецовки минимум две тряпки-протирки – одну для брызжущих раскаленным маслом механизмов, а другую для собственного лица, вечно покрытого липкой пленкой из того же масла. Так вот никто не жаждал меняться с командиром Гагью-Моном судьбой, хотя в общем-то каждый должен был в душе благодарить его за принятое недавно решение. Ведь в общем-то, если отвлечься от частностей, типа всегдашней неопределенности и вероятностной направленности будущего, командир эскадренного миноносца «Ящерица-кусака» поменял свою судьбу, а следовательно если и не жизнь, то уж точно качество жизни, на жизнь всей остальной команды. Или почти всей. Ибо сейчас, вблизи наблюдая, что творится с куда более крупным чем «Кусака» судном, получалось вполне представить, как бы это же происходило с ним. Не исключалось очень быстрое клевание носом, или же даже разлом на половинки, и тогда клевание уже этими самыми половинками, сообща и из одной кормушки. Весьма мало верится, что в подобном раскладе из экипажа выжил бы чрезмерно большой процент; и уж никак бы данный процент не распространился на того самого мехо-ефрейтора с запасом тряпок, тем более что и тряпки и сам промасленный ефрейтор вспыхивают на раз.
