Пока так вот разговаривали, и оружие почистили, и снарягу подогнали. Банан свои любимые металки наточил, хоть они и так у него в бетонную стену втыкались. Да и остальные – что у кого было, проверили и перепроверили. Ну Артему к сборам на охоту не привыкать было, хоть на такую охоту ходить еще не приходилось. Хорошо, хоть про готовку думать не надо – хозяева кормили знатно, не жалея ни мяса, ни свежих огурцов с помидорами. Торговое место, чего там…
После ужина Крысолов достал лист бумаги и начертил схему, на которой, с привязками и ориентирами, было указано, где спрятана основная часть оплаты, после чего каждый выучил ее наизусть и сам по памяти начертил такую же. Вот это Артема как-то сильно напрягло – просто вот дошло до сознания, что с завода может вернуться и один кто-то. А может, и никто не придет… Только про такое думать не хотелось – вон, даже из Самопаловой команды двое возвратились, а Крысолов сам сказал – не из элитных они.
– Еще: о заказе нашем я сказал… – Командир перечислил имена торгашей и коротко упомянул, откуда они. – В случае чего обещали известия о нас донести. Не за так, конечно. Только нам выйти оттуда надо по-любому. Особенно тебе, Артем, – обернулся он. – А теперь – спать всем. Сегодня нас хоть и хреново, но охранять будут. А завтра день непростой.
Утро, как назло, было по-летнему солнечным и ярким. Оно бы ничего, если на Симонихе купаться. Или хотя бы сено сушить. А вот вход на завод был расположен как раз с восточной стороны, так что надо было входить прямо под солнце, которое слепило глаза. Банан даже очки солнцезащитные надел. Ну Банан – тот еще пижон. Лучше всех, наверное, Сикоке было – ему и щуриться не надо.
– Ну пошли, сталкеры, – негромко обронил Крысолов, и вся группа медленно пошла к воротам проходной, растягиваясь в цепь.
За воротами стояла тишина. Она наступила как-то резко, словно отсеченная бетонным забором, только негромко скрипел песок под ботинками. Полную снарягу для Артема Крысолов тоже из хозяев выбил – и не в счет оплаты, кстати. («Ага, ты поторгуйся с ним, – заметил на удивленный восторг Артема Кусок, – он для команды, если надо что, из горла выгрызет. Не хуже морфа».) Подогнанная форма ладно обнимала тело. Да и к разгрузке потихоньку он уже привык – зря, что ли, последние два дня только что не спал он в ней? А вот ботинки старые обул – новые пока разносишь, а тут уже нога привыкла. Провожать их никто не пришел, если не считать, конечно, охраны поселка, которая опять же ненавязчиво, но показательно терпеливо ждала, пока их команда не пройдет за ворота завода. Наверное, и дальше будут ждать – пока они не выйдут или… «Выйдем!» – успокоил себя Артем.
Тем временем Крысолов показал вперед двумя пальцами. Банан, кивнув, перехватил свой «вал» и переместился вдоль длинного проезда, присел возле бетонного блока, предназначенного, по-видимому, перегораживать в случае чего въезд на территорию, и стал контролировать крыши невысоких кирпичных построек расположенных рядом. Артем с Сикокой и Старым начали подходить поближе, когда Крысолов негромко произнес:
– Банан, слева – низ – одиннадцать.
Артем, осторожно скосил глаза, не забывая контролировать свой сектор, и увидел вышедшего, по-видимому, на звук шагов зомбака. Он вырулил своей знакомой походкой из-за угла впереди стоящего дома, на секунду задержался, слегка разведя руки, будто удивившись, точь-в-точь как этот… о! Вицин перед горшками в той старой комедии, и бодро заковылял к ним, шаркая по земле. Голова у него была наклонена набок, будто он к чему-то все время прислушивался. Большой опасности он не представлял, и Банан, с некоторой даже ленцой, всадил ему нож шагов с шести прямо в лобешник. Тот повалился, даже не вздрогнув.
…Еще когда пошли первые известия о том, что по городам стали ходить какие-то… не смейтесь… ну… неживые… не пьяный я!.. и убить их можно выстрелом или сильным ударом в голову, короче, повредив головной мозг, перед уцелевшим человечеством стал ряд вопросов, ответы на которые были важны жизненно, а именно:
1. Только ли при повреждении головного мозга возможно упокоение зомби?
Ответ: да. Все, кто пробовал поражать что-то еще, либо быстро присоединились к огромной массе нежити, либо быстренько начали осваивать навыки стрельбы по круглым предметам. Впрочем, поясную фигуру тоже забыть не пришлось – на фоне всеобщего хаоса людишки, будто имеющихся в наличии нескольких миллиардов трупов им было мало, с упоением продолжали убивать. Убивать и убивать. Немного передохнув – вновь убивать. А потом удивляться: а чего же кругом так хреново?
2. Насколько тяжелым должно быть повреждение головного мозга, дабы нежить сдохла окончательно и бесповоротно?
Вот тут возникали проблемы. Конечно, когда заряд картечи смахивал полголовы, особых вопросов не возникало, равно как и при попадании в эту самую голову чего-нибудь калашниковского-мосинского. Ну или браунинговского, в зависимости от того, на чьей территории дело происходило. Топор еще хорош был и прочие разные глефы-алебарды. А вот с какой силой надо было просто стукнуть мертвеца по башке, дабы он вырубился навсегда? Не один лихой каратюга нарвался на ба-альшие неприятности, лупя очередного зомбака пяткой в лоб, или того пуще – в переносицу, дабы «вбить кости носа в мозг…», как это усиленно рекомендовали многочисленные детективы. К великому удивлению последователей Брюса Ли, зомби не спешили падать замертво, а, мотнув качнувшейся от какого-нибудь маваши башкой, торопились вцепиться зубами в каратистскую пятку, и разве что набитые на ней мозоли да быстрота реакции могли тогда спасти бедолагу. И это при том, что живого человека действительно можно убить сильным ударом в голову, даже в ту же пресловутую переносицу.
И вот тут вставал главный вопрос:
3. А почему вообще умирают от повреждения мозга живые люди и каким образом упокаиваются зомби?
Тут вся штука в том, что мозг жизни и не-жизни, при всей своей внешней схожести управляют телом совершенно по разным принципам, как по разным принципам летают птицы и насекомые, хоть крылья и у тех и у тех одинаково зовутся. У живого человека кора головного мозга представляет сложную сеть из миллиардов нервных клеток-нейронов, причем каждый из нейронов вполне себе самостоятельная клетка. Живой человек может запросто позволить себе потерять дюжину-другую миллионов нейронов после ха-р-рошего застолья («…Прикинь: нажрались так – ни хрена не помню!..»), может и больше – при инсульте или несмертельной черепно-мозговой травме. Может, в конце концов, практически всей коры лишиться – при том же утоплении, к примеру, или отравлении угарным газом. При этом он все-таки жил – хоть часто и жизнью «растения». В то же время достаточно было часто хорошенько врезать человеку по голове, дабы у него развился общий отек мозга, иногда в считаные минуты приводящий к остановке сердечной деятельности: достаточно было отеку распространиться на продолговатый мозг – тот самый отдел, который, собственно, за сердечную деятельность и отвечал. Равным образом «работала» и гематома – скопление крови в головном мозге, часто после того же удара: сдавление мозга – отек – смерть. И когда человек без кислорода в вакууме или петле задыхался, тот же отек мозга в смертельной партии главную скрипку играл, на двух нотах наяривая: отек – смерть. И пока «шестерка» не начала своего победного шествия по планете, на этом все и кончалось. С приходом же Песца, после того, как – следовало продолжение.
