– «За нами»? – резко спросил его Крысолов.
– Именно, – спокойно кивнул головой Старый. – Я тут, если что, Куску не сильно помогу, бучу он и один устроит, буде такая надобность возникнет, хотя, повторяю, не думаю, что надо будет. А вот вам я пригодиться, пожалуй что, и смогу. Хотя бы в качестве стрелка на прикрытии, чтобы вам оторваться дать, если что… А чувствую я себя хорошо, честно. И кроме того – я же доктор, прошу вспомнить такой момент. И я прекрасно знаю свою болячку – сейчас мне хорошо, и может быть, хорошо, даже если я вместе с вами пешком до захоронки пройду, не говоря уж о том, чтобы где-нибудь залечь, стреляя. А хреново мне может стать и среди полного покоя на больничной койке – вспомни хотя бы предыдущую ночь.
– Стрелять-то особо и не из чего, – болезненно скривился Крысолов. – Но ладно, уговорил…
– Давай-ка мы все же к Дмитрию наведаемся, – решил Старый, – какой он ни пьяница, а, может, все же патроны какие-нибудь за душой водятся…
Втроем они покинули отделение, предупредив об этом дежурного врача. – Тот только сверился со временем поступления и убытия – и пожал плечами: ладно, мол, дело хозяйское.
– Вот интересно, – рассуждал Старый, – я помню, когда-то, если надо было выписаться из больницы раньше намеченного срока, пациенты, бывало, выклянчивали у врача разрешение: отпустите, мол, сильно надо. А тот уже решал: хочу – отпущу, хочу – нет. И часто бывало – не отпускал. Хотя выписка в ряде таких случаев жизни и здоровью пациента ничем не угрожала. И врач об этом знал, и пациент, особенно если лежал в больнице с чем-нибудь вроде гастрита, – а вот не хочу тебя выписывать! Левая нога моя так желает! (Часто за этим, правда, скрывалось нежелание оформлять историю болезни на выписанного и заполнять новую – на того, кто на освободившееся место поступит.) Но самое интересное: люди, которым, бывало, до зарезу надо было действительно уйти из больницы по возникшим обстоятельствам, очень часто тем не менее, вздохнув, вновь шли ложиться на койку в опостылевшую палату: врач не разрешил! Хоть дверь в палате на замок не закрывалась, решеток на окнах не было, а сами они были вполне дееспособными и вменяемыми, так что задержать их при их ясно выраженном нежелании оставаться в стенах лечебного учреждения никто бы не смог, да и не пытался бы. Но! А вдруг… Вот и не уходили, потому что в таком случае приходится брать ответственность на себя, а это стремно. И страсть как не любил наш человек это дело – отвечать за свои действия. Пусть уж лучше свадьба единственной дочки без меня состоится, пока я на койке валяюсь, не я виноват. Врач не разрешил… Та же байда с эвтаназией была. Так ратовали за нее, так ратовали, чтобы ввести, значит, штуку такую и ответственность с себя снять. Потому как страдать от боли при онкологии не хочется, но одновременно и покончить с этим страшновато. И не столько оттого, что при этом больно будет, – куча вполне доступных способов есть уйти из жизни практически безболезненно. Да и страдали люди, бывало, от болезни так, что любая кратковременная боль от этого – пустяк в сравнении с теми же онкологическими болями. Другое останавливало. А вдруг там что-то есть? И за самоубийство – придется отвечать? Нет уж… Я вот бумагу подпишу, а укол мне ты, доктор, делай. Ну или яда вкусного, негорького, принеси. А я вроде при таком раскладе уже как бы и не совсем при чем.
– Да, помню. – Крысолов быстро шел по коридору, но успевал перебрасываться со Старым фразами. – Даже мне передача одна врезалась. Человек чуть ли не линчевать Минздрав в полном составе предлагал, потому как наблюдал месяц за страданиями своего родственника, умирающего от рака поджелудочной железы, а вот врачи его не убили, потому как инструкции у них такой не было. Я сам тогда еще удивился: ну сильно ты хочешь облегчить страдания родственника – скорми ему втихаря какого-нибудь крысиного яда, раз уж такой сердобольный и нет сил терпеть его мучения. Ан нет – пусть врачи убивают. А я такую ответственность на себя брать не буду, потому как я гуманен до невозможности.
Выйдя из больницы, они направились к корпусу, где должен был обретаться их новый знакомый.
Артем по уже въевшейся привычке крутить башкой во все стороны при повороте к зданию глянул в сторону главного корпуса, из которого они вышли, и зло прищурился: человек в камуфляже, один из тех, кто сопровождал человека в синем костюме, внимательно следил за их маршрутом.
Он сказал об этом Крысолову, и тот кивнул:
– Да ясное дело – следят. Здесь, на территории больницы, заварушку устраивать не будут, чтобы лишнего шума избежать. А вот когда выйдем…
Они вошли в старое одноэтажное кирпичное здание, на котором до сих пор висела черная, с облупившимися золотыми буквами доска: «Инфекционное отделение». По всей видимости, его отдали под общежитие как наименее «нужное». На входе они столкнулись с выходившим из дома Иваном, тем самым фельдшером, что помог им на заводе.
– Дмитрий Васильевич где живет? – спросил его Старый.
– В конце коридора, предпоследняя комната налево, – объяснил тот, показав рукой, в какую сторону надо двигаться. – Только смотрите, он после дежурства может быть уже «загашенный», хотя вообще-то рано: после обеда – тогда точно ляжет…
– А что это за охрана у вас такая любопытная? – негромко спросил Ивана Артем, кивнув в сторону главного корпуса, где уже двое охранников стояли, заложив руки за спину. Было видно, как они о чем-то переговариваются, потом один из них опять скрылся в главном корпусе, а второй лениво двинулся к их зданию, не сводя тем не менее глаз со входа.
– А, эти… – недобро протянул Иван. – Это не наши. Это саенковские. Псы цепные. Набрал он их откуда-то со стороны. У нас их здесь «вышибалами» зовут: чтобы из больницы «вышибать».
– Так, значит, действительно могут без лечения оставить? – нехорошо прищурился Крысолов.
– Да, бывали случаи, когда без оплаты выносили людей за территорию больницы – и все, – неохотно подтвердил Иван. – Кой-кто и зомбанулся даже. А тех, кто протестовать пробовал, как-то удачно «крестовые» подстрелили, ну или так пропали они. Так что сейчас поперек хозяина никто не идет. У него с администрацией завода отношения нормальные, вот он и ходит гоголем.
– Да, ребята, у вас тут, блин, не то что феодализм… хрен что тут у вас, – поморщился Крысолов.
– А типа лучше было, перед Хренью самой, – устало пожал плечами Старый, – когда почти то же творилось что у нас, что на «благословенном» Западе? Нет монеты – ну и лечение соответствующее: «…Надо бы вам, конечно, операцию делать, протез клапана вставлять в Москве или в Питере, но, поскольку денег у вас нет, а бюджет не резиновый, попейте аспирин в своей Нижнекукуевке, авось пройдет». И на полном серьезе, помню я, угрожали турецкие доктора вынести из больницы своего российского коллегу – помнишь, из Барнаула? Шумная же история была, ну у которого кома приключилась на их курорте? Не подними тогда пресса шумиху, да будь он откуда-то из страны хоть немного беднее, глядишь, и вынесли бы. Дмитрий прав: все просто сейчас ярче стало, дошло до логического конца… Ладно, пошли к нему, кстати. Время тикает, – напомнил он, и они пошли по коридору с довольно хорошей, на удивление, отделкой.
