– Не выйдет, майор. Может, потом… Сейчас нам поговорить требуется. Вчетвером.
– Да? Ну, ладно. Пошли тогда Лаптева с Финкельштейном заберем.
– Откуда заберем? И где все, кстати?
– Кино смотрят, – ответил особист, заставив Крупенникова скосить глаза на его лицо – не шутит ли? Похоже, не шутил.
– Да серьезно я, серьезно, – верно истолковал тот его взгляд. – Тут и кинозал есть, вон, видишь, двери в углу?
– А что смотрят? – с некоторой опаской спросил комбат.
– Да комедию какую-то, я не вникал. Там Яшка сидит, блюдет на предмет идеологической диверсии. – Харченко фыркнул.
Из-за плотно закрытых дверей доносился едва слышный хохот четырех с лишним сотен глоток. Виталий осторожно приоткрыл дверь, заглянув в полутьму кинозала. На огромном голографическом экране толстый негр со вполне славянским лицом гонялся за каким-то тщедушным очкариком.
«И как тут кого-то искать?» – с неудовольствием подумал комбат. Потом, обругав себя за дырявую память, упорно отказывающуюся пользоваться новыми знаниями без дополнительного морального пинка, вышел обратно и нажал несколько клавиш на настенном коммуникаторе.
Стоящий рядом особист продолжал гаденько ухмыляться: мол, догадался-таки!
– Финкельштейн, Лаптев. Крупенников на связи. Срочно ко мне.
– Есть, – разноголосо ответил комм; разноголосо и с явным сожалением. Видимо, и впрямь хорошую картину показывали.
Через минуту названные офицеры вышли в коридор, щурясь от света и вытирая набежавшие от смеха слезы.
– Ох, товарищ командир, такое вы кино пропустили! – улыбался Лаптев. – Вы его обязательно гляньте как-нибудь, честное слово, не пожалеете.
– Я вам сейчас другую фильму покажу, – хмуро и раздраженно пообещал комбат, чувствуя, как падает настроение. – За мной.
Удивленно переглянувшись, офицеры поспешили следом. Крупенников привел их обратно в казарму и запустил сделанную по его просьбе копию фильма на первом попавшемся проекторе. Пока офицеры смотрели, майор исподтишка всматривался в их лица.
А лица у них были спокойными. Не равнодушными, нет, просто спокойными. Разве что желваки местами поигрывали, да Яша изредка зло шипел сквозь плотно сжатые зубы. Офицеров штрафного батальона вообще трудно чем-либо удивить: за три года войны и не такое перед глазами прошло. Особенно, когда твоим батальоном самые рисковые наступления начинали и самые страшные прорывы гасили. Такое видели, что нормальному человеку и вовсе видеть нельзя. Вообще никогда нельзя…
Когда просмотр закончился, первым высказался, как ни странно, Лаптев:
– Нормальные такие ящерицы. Серьезные. Настоящий враг.
– Кто они? – хмурым голосом перебил его Харченко.
И Крупенников пересказал им разговор с Автарком. Подробно, не торопясь, стараясь вспомнить каждую деталь и каждую интонацию.
– Вот оно, значится, как… – задумчиво пробормотал особист. – А я все голову ломаю, за что ж нам эдакая щедрость-то? Вот не верил я в бескорыстие, комбат, не верил и, как видишь, прав оказался.
– Должность у вас такая, товарищ майор, – неожиданно вступил в разговор Финкельштейн. Голос замполита все-таки едва заметно подрагивал, хоть он всеми силами и пытался это скрыть. – Вот нам, политрукам, наоборот, положено людям верить.
– Что делать будем? – недослушал комбат, хотя Яков явно намеревался еще что-то сказать.
– А что тут делать? Тут думать надо, – эхом откликнулся начштаба.
– Думать. Причем строго логически, – согласился Харченко. – Вот и давайте это самое, думать…
– Да, собственно, вариантов у нас только два, – пожал тот плечами. – Либо воевать, либо не воевать. Рассмотрим первый вариант. Часть, так сказать, «А». Воюем и побеждаем.
– И крутим дырки под ордена. Или чего тут у них? – хмыкнул особист. – Это, так сказать, пряники…
– Вариант тот же, но часть «Б». Воюем и…
– Давай без «и», товарищ начальник штаба. Тут и так все понятно. Но нам это никак не подходит. Не тот расклад.
– Второй вариант. Отказываемся от участия. Тогда что?
– Кнуты, надо полагать. Причем без меры, – не задумавшись ни на миг, ответил Харченко. – Я эту публику уже понял, капиталистов хреновых. Думаешь, нас за просто так отпустят? Сам подумай, сколько они всего на нас потратили. Кто отрабатывать все это будет? – он подергал себя за отворот комбинезона.
– Значит, второй вариант проходит без подвариантов, – серьезным голосом сообщил основательный, как и полагается начальнику штаба, Лаптев.
– А вот насчет кнутов я как раз и не уверен, – подал голос Крупенников. – Вряд ли, если честно, не то у них нынче общество. Скорее, наоборот, просто в покое оставят. С презрением, но оставят. Не навсегда, правда, а лишь до тех пор, пока ящеры до Земли не доберутся. А уж там никакой разницы не будет, кнут ли, пряник ли…
– Более того, – сухо продолжил капитан, дождавшись, пока комбат договорит. – При выборе второго варианта, как верно заметил товарищ майор, враг в любом случае рано или поздно долетит до Земли. И нам все равно придется вступать в эту войну. Или погибать… у них в желудках.
– Яша, ну а ты-то чего молчишь? – раздраженно бросил Харченко, поворачиваясь к политруку.
– Так я ж по-любому «за», товарищ майор.
– За что?
– То есть как это за что?! За наше непосредственное участие в боевых действиях, конечно!
– Мотивируй?
– Ну… я так понимаю, товарищ майор, что те, кто убивает женщин да детей, те, кто сжигает мирные города, они фашисты и есть. И мне совершенно не важно, что неделю назад они были в форме СС или в фельдграу, а сегодня в шкуре ящеров.
– Это ты хорошо, замполит, сказал, – задумчиво кивнул тот. – Обязательно вставь это в завтрашнюю речь.
– Какую еще речь? – не понял Финкельштейн.
– На построении перед батальоном, чего ж тут непонятного? Смотрите сами, мужики. У нас четыреста душ офицеров, плюс батарейцы этого, как его, – Помогайло. Водителей из автобата я даже не считаю. Какая у нас над ними власть? – Харченко прищурился, с непонятным ожиданием оглядывая лица боевых товарищей. Дождался: Финкельштейн возмущенно вздернул подбородок:
– А обыкновенная власть, товарищ майор! Советская. Присягу-то нам никто не отменял.
– Присягали мы с тобой нашей советской Родине и трудовому народу, Яша. А тут, так уж выходит, ничего этого нет. Автарки, вон, согражданами правят, с ящерами воюют. Хреновенько воюют, надо признать, но не это сейчас главное. А главное, Яша, как народ убедить в бой идти. Ты у нас замполит, ты и думай на эту тему.
– Товарищ майор, то есть вы считаете, что батальон должен решение принять добровольно?! – ошарашенно приподнял бровь Лаптев.
