«Да брось, сейчас взрыватель выкрутим, и…».
– Капитан, ты готов? – внезапно сказал комм голосом комбата.
– Конечно, – на автомате ответил Лаптев, с трудом отрываясь от своих размышлений.
– Шагай к шлюзу. Там ждем.
Начштаба с сожалением посмотрел на экран, вздохнул и вышел из каюты. Игра игрой, а реальность – реальностью. Впрочем, а чем реальность отличается от игры? Вот попали они в XXIII век И все в их руках. В их руках – человечество. Начать с нового листа? Нет, конечно, будут проблемы и ошибки в решении этих проблем. Это после потомкам будет казаться, что надо было сделать так, а не эдак. Но это потом, а вот сейчас? Прямо сейчас что делать? Причем делать так, чтобы правильно, чтобы после стыдно не было? Вариантов-то есть масса, но какой из них правильный? Нет, даже не так: не «какой правильный», а какой «подходит большинству»? Потому как все равно будут недовольные. А может и неплохо, если они будут, эти самые недовольные! Сделать всех счастливыми да добренькими кое-кто уже вон попробовал…
Транспортный бот мягко опустился на землю. Медленно опустилась аппарель, и солнечный свет ринулся в полутемный мрак десантного отсека. Первым шаг наружу сделал майор Крупенников. Ему так положено. Он командир. Он – первый во всем. И пробу с кухни снять, и под огнем встать. Вторым…
А оба и шагнули – и Харченко, и Лаптев. Эх… Если был бы жив Яша…
Командиров встречали на Агроне всем личным составом. Как и положено, выстроились буквой «П». Долги были проводы. Очень долги. Коротка была печаль. Агрон тогда горел и вонял дымом. Пять минут они прощались с могилой Яши. И с неофициальным комендантом планеты старшим лейтенантом отцом Евгением.
Расплатились за вчерашнее завтрашним.
Будем строить новый замок на новой земле.
Получится ли?
Крупенников шагнул чуть вперед.
За его спиной выстроились офицеры, вернувшиеся с Земли на Агрон. Солнце блестело на наградах – вечность сверкала на штыках.
– Мы дорого заплатили за этот мир. Очень дорого, – кашлянув, сказал комбат. – Спасибо вам, ребята. Живым и мертвым спасибо.
Никакого протокола не было. Не было салютов и поднятия флагов – за неимением таковых. Поэтому никто не удивился, когда майор Крупенников вдруг опустился на одно колено. А потом на второе.
Харченко оказался вторым.
А кто был третьим?
Да, наверное, все…
Молчали они минуту, а может, и больше. Всех павших разве за минуту упомнишь?
– Воздух все еще пахнет сгоревшим порохом, – не поднимая голову, сказал комбат. – И я очень хочу, чтобы и этот мир, и все другие миры ощущали этот запах в последний раз. Но для этого надо порох держать сухим. Всегда. Чтобы те, кто умер на наших руках…
Майор, не спеша, встал:
– Чтобы те, кто умер на наших руках, гордились нами. И любили нас. Мы живы, пока наши товарищи любят нас. Будем же достойны их. Спасибо вам…
Крупенников обернулся и легонько кивнул Лаптеву.
Начальник штаба потянулся было к своему комму, но тут в строю добровольцев и бывших узников неожиданно возникла какая-то суматоха. Майор поднял ладонь: «мол, не спеши»… Будто Лаптев и сам не понял, что спешить не надо. Потому как…
На небольшую пыльную площадь выскочили два ящера, на спинах которых сидели люди. А следом торопливо шагал отец Евгений.
Руки многих бойцов машинально поползли к оружию.
– Здравия желаю, товарищи офицеры! – козырнул один из наездников, лихо спрыгивая на землю. Спешились и остальные.
– Извиняюсь, что опоздали, но уж больно удивить вас хотелось, – пояснил подошедший священник, подходя. – Вот, понимаешь, приручили зверюшек. Одна, правда, лапы недавно сломала, но уже начинает ходить…
А потом они долго обнимались.
А потом…
Да много чего было потом.
Подбрасывая в небо шлемы, снова и снова обнимались и плакали от радости. Сидели у костров, опорожняя канистры с крепким алкоголем. Наперебой и невпопад пели песни и стреляли вверх.
Победа же!
А одомашненные ящеры тихо скулили, неуклюже прикрывая головы передними лапами. Уж больно громко себя сегодня вели обычно такие тихие и добрые человеки.
Потом еще будут проблемы, работы, любови, ссоры…
Но это потом.
А пока…
ПОБЕДА, РЕБЯТА!
ПОБЕДА!!!
Эпилог
Археологическая экспедиция MAH, 2347 год
Два огромных ящера раскапывали кучу камней, опаленных знойным послеполуденным солнцем. Один мощными задними лапами раскидывал их, второй передними – маленькими и хрупкими на вид – тщательно перебирал содержимое образующегося отвала. Судя по характеру занимавших огромную площадь обломков, порой громоздящихся многометровыми завалами, некогда здесь был город, в одночасье уничтоженный какой-то чудовищной и злой силой, которой достало мощи, чтобы шутя раскрошить прочный бетон и перекрутить двутавровые балки. Картину разрушения дополняли многочисленные куски пластика, битое стекло и расщепленные, обугленные обломки некогда обработанного дерева. Кое-где среди мусора встречались и человеческие кости, на которые увлеченные своим занятием рептилии вовсе не обращали внимания.
Никакой одежды на ящерах не было, если, конечно, не считать таковой жилетов из грубой синтетической ткани, надетых прямо на серозеленую, неприятно отблескивавшую на солнце чешую, и состоящих из одних карманов – от совсем крошечных до по истине огромных, вмещавших емкости с водой и какие-то инструменты.
Копавшийся в отвале второй ящер вдруг резко замер, нервно облизнув раздвоенным языком продолговатые сухие ноздри. А потом зашипел первому:
– Ссстой… Ссстой… Не бросссай… Нашшел шшто-то…
– Ыхырр? – вопросительно рыкнул его напарник, оборачиваясь.
Второй показал ему запорошенный каменной пылью маленький черный кубик, зажатый в трехпалой лапе с устрашающего вида когтями:
– Массстер будет рррыад!
– Бешшим!
И оба холоднокровных с грацией, неожиданной для своей массы, помчались к видневшимся вдалеке тентам базового археологического лагеря.
– Массстер Алексссей, воттт…
Второй протянул кубик начальнику молодому человеicy в рабочем комбинезоне. Тот посмотрел на ящера и кивнул, отряхивая перепачканные глиной ладони:
– Включи, Рырх. А ты, Хоте, будь хорошим мальчиком, сбегай за водой! А то жарища – мочи нет…
Хоте довольно кивнул и умчался к портативному холодильнику заполненному пластиковыми емкостями с холодной водой. А Рырх осторожно нажал огромным когтем на едва заметную выпуклость на одной из граней кубика.
