Когда Тарасов отошел в сторону, а Гриншпун кивнул своим автоматчикам, один из прибывших разведчиков вдруг выступил вперед и сказал:
– Товарищ капитан, разрешите нам! Мы…
– А вернулись! – перебил его Тарасов. – Ну что там с летчиком?
– Погиб… А еще… – И разведчики, волнуясь и перебивая друг друга, рассказали о том, что видели.
Тарасов и Гриншпун играли желваками, слушая рассказ. После рассказа о санроте Тарасов махнул рукой, а Гриншпун разрешил:
– Действуйте, только быстро!
С немца стащили шинель, потом штаны. Мундир оставили. Потом в одних подштанниках привязали к дереву. Тот в ужасе вертел головой и что-то лопотал.
– Мутер, мутер… Будет сейчас тебе мутер, да не вертись ты! – Один из бойцов ударил коленом эсэсовца в пах. Тот заскулил от боли, но дергаться перестал. Второй боец в это время вытащил из немецкого френча записную книжку. Вырвав из нее листок бумаги, написал на ней немецким же химическим карандашом:
«За чем придешь – то и найдешь!»
И приколол иголкой над нагрудным карманом.
Затем подумал, вырвал еще один лист и написал крупнее: «СОБАКА!» Приколол рядом.
Когда офицера привязали, третий разведчик подобрал со снега чей-то еще блестящий клинок и прочитал на нем надпись:
– Майне ере хайст тройе… Это что значит, Вань?
– Его честь – его вера. Или верность. Да кто ж этих гансов, Коль, разберет, – ответил Ваня.
– Верность, говоришь? – Разведчик задумчиво повертел кинжалом и внезапно резанул немца этим клинком по горлу. – Эх, фюрера бы ихнего так…
Немец задергался, захрипел…
– Крови-то как со свиньи, – сказал третий, отойдя подальше, чтобы не запачкаться. – Мужики, у меня еще сухари есть. Держите!
Он протянул по сухарю двум своим боевым друзьям. Не заметил, как один из сухарей выпал на землю. И будет этот сухарь там лежать еще пару дней, пока его не найдет тот самый летчик, оказавшийся живым. Он будет ползти эти несколько километров семь дней, потому как у него были раздроблены ступни. Но он доползет, и этот сухарь поможет ему протянуть еще чуть-чуть, пока он не доберется до своих.
Впрочем, это будет через семь дней, а пока трое разведчиков грызли свои сухари и смотрели на дохлого немца, а рядом горела фашистская техника, валялись трупы вражеских солдат. Десантники шагали мимо по дороге, разглядывая их и этих трех своих товарищей.
Шли молча – кто-то навстречу смерти, кто-то навстречу победе, кто-то к безвестию. Но все к вечной славе…
26
– Кстати, господин подполковник, сталкивались ли вы с партизанами? – продолжал допрос фон Вальдерзее.
– Да, связь с ними держали. Но уже в самом конце операции. Они здорово помогли бригаде, сопровождая обессилевших десантников на болото Гладкий Мох, – ответил Тарасов.
– А там?
– А там их эвакуировали авиацией. Надеюсь, всех.
– Как зовут командира партизанского отряда? – Тарасов очень хотел узнать, все ли в порядке с его бойцами, но обер-лейтенант продолжил уточнять данные по партизанам.
– Полкман. Мартын Мартынович.
– Юде? – удивился немец. – Я думал, что евреи у вас сплошь комиссары.
Тарасов засмеялся:
– Комиссар Мачихин точно не еврей. Впрочем, как и другие комиссары – Никитин, Куклин… А вот одна из переводчиц бригады – еврейка. Да и бойцов рядовых немало. Было. У нас, прежде всего, советские люди. А нации, это вторично. Подлецов везде хватает.
Немец только хмыкнул в ответ и продолжил спрашивать:
– Каков состав отряда? Как вооружены?
– Состав? Человек двадцать. В том числе, кстати, два сына Полкмана.
– А каков его возраст, позвольте полюбопытствовать?
– Шестьдесят пять.
Обер-лейтенант аж покачал головой:
– Крепкий старец…
Тарасов засмеялся в ответ:
– Я, когда узнал, тоже не поверил. Выглядит как… Гора, а не человек. И бородища лопатой.
– Вооружение отряда?
– Легкое стрелковое. Винтовки, в основном. Есть автоматы. Пара пулеметов. Ручных. Все.
– А в каком районе вы встретились?
– Примерно здесь. Перед самой попыткой прорыва к старой базе.
– Значит, партизаны базируются в лесах южнее дороги на Старую Руссу западнее Демянска… Так?
– Так, – кивнул Тарасов.
– Это точные сведения?
Тарасов молча развел руками, давая понять, что партизаны на месте не сидят.
Немец быстро написал что-то на белом листе бумаги и, запечатав конверт, вызвал ординарца:
– Передать в штаб дивизии. Бегом!
– Яволь! – щелкнул каблуками ординарец и исчез за дверями.
– Вы нам очень помогли, герр подполковник, – фон Вальдерзее навалился на спинку стула. – Этих бандитов хотя и немного, но они как заноза в пятке. Не смертельно, но ходить больно. А если долго не вытаскивать, то и загноиться может.
Тарасов улыбнулся:
– А мы кем были для вас? Тоже занозой?
– Да. Но очень крупной. Ее мы уже вытащили, вытащим и эту, еврейскую, – улыбнулся в ответ немец.
Фон Вальдерзее не знал, что Тарасов улыбается совсем другому. Он действительно сказал правду – отряд Полкмана им встретился перед самим боем у дороги. Но партизаны очень быстро ушли из того района. К месту прорыва наверняка должны были подойти крупные силы гитлеровцев – верная смерть небольшому – всего в полсотни бойцов – отряду. У которого лишь два миномета и одна «сорокапятка». И снарядов к орудию два фугасных. И десяток минометок…
Впрочем, и Тарасов не знал, чему улыбается фон Вальдерзее.
* * *
Полкман был на две головы выше маленького Тарасова. Даже комиссар Мачихин смотрелся бы рядом с командиром партизанского отряда коротышкой. Действительно, человек-гора. И голосина такой, что любой дьякон позавидует. Эвон, рявкнул на своих бойцов, так некоторые из десантников аж попадали в снег, решив, что мина рванула.
– Ну чем я тебе помогу, подполковник, – гудел Полкман. – Сами с корки на воду перебиваемся. Вот раненых да помороженных могу до вашего лагеря сопроводить. А дальше уж сами.
– Это понятно, Мартын Мартынович, что сами. Мы уже тут месяц – сами. Ну и на том спасибо, а то у меня свободных рук нет. Парни сами бредут группами туда. Железные они у меня. – Тарасов был хмур и, по обыкновению последних дней, зол. На немцев, на штаб фронта и на себя.
– Видел, – пробасил Полкман.
Парни и впрямь были железные. Партизаны – и сами-то не жирующие, – когда проходили через порядки бригады, поражались этим тощим почерневшим суровым лицам. Кто-кто, а партизаны прекрасно знали, что значит воевать в этих нечеловеческих условиях ледяного ада демянской зимы. Однако оружие у десантников было в порядке, а обмороженные, в пузырях обморожений, руки держали это оружие крепко.
