Фарсенцы не забыли войну, что способствовало поддержанию почти военной дисциплины во всех областях. Они не пили спиртного, вообще – оно просто не выпускалось. С асоциальными личностями, а такие все же изредка попадались, поступали очень просто – их высылали на близкий к экватору большой теплый остров и снабжали всем необходимым для выживания. И больше их судьбой не интересовались. Разве что изредка по инфовидению показывали снятые со спутника репортажи с острова, не скрывая ничего, даже самых отвратительных сцен. В конце репортажей на экранах появлялся вопрос: «И так они хотели жить?». Больше ничего. Этого хватало, чтобы число желающих попасть на остров с каждым годом сокращалось в геометрической прогрессии. Даже те, кто не разделял общего устремления вперед и вверх, не желали себе такой «свободы» и предпочитали идти в ногу со всеми. А их дети учились в общих школах, где ими занимались опытнейшие социопсихологи – фарсенцы и аарн. Вскоре обывательские взгляды родителей становились для детей абсолютно чуждыми. Тем более, что в Конфедерации никто ни в чем не нуждался, всем всего хватало, благодаря технологиям ордена, далеких предков и разработанным самостоятельно. А излишества не приветствовались.
Аарн на Фарсене любили и уважали, помнили, чем им обязаны. Впрочем, они и личным примером понуждали задуматься. Нужна помощь? Подойди к любому аарн. Он обязательно поможет. Поначалу фарсенцев удивляла неприхотливость людей ордена, почти полное отсутствие у них личных вещей и трепетное отношение к другим разумным. Правда, распространялось это отношение лишь на тех, кто не творил подлости ради выгоды. А среди фарсенцев таковых почти не было, они большей частью погибли во время войны. Если кто-то совершал неприглядный с точки зрения других поступок, то ему просто объявляли всеобщий бойкот. Почти всем хватало одного раза, чтобы не повторять ошибки, так как человек – существо социальное. Для тех же, кому бойкот не помогал опомниться, существовал вышеупомянутый остров. Сосланные, конечно, считали это жестоким, но их мнением никто не интересовался, ведь общественные требования были очень просты: не убивай, не лги, не подличай, не достигай своей цели грязными методами, уважай мнение других. Всего лишь. В конце концов, даже завзятые лжецы вынуждены были притворяться правдивыми, а их дети вырастали уже совсем другими. Понятно, что общая модель пока еще буксовала, двигалась вперед со скрипом, но двигалась, постепенно становясь все более четкой и ясной.
– Колонии за пределами галактики нам все равно необходимы, – после недолгого молчания заговорил маршал. – Придется объявить набор добровольцев.
– Не думаю, что их будет много, – отрицательно покачал головой арт-адмирал. – У взрослых хватает дел и здесь, а детей в другую галактику одних никто не пустит. Основное число заявлений в совет по колониям приходит от подростков четырнадцати-шестнадцати лет. Романтики, м-мать их! Скольких из трюмов кораблей вытаскивать приходится! Каждый раз перед стартом капитаны проверку проводят, одного-двух, да обнаруживают.
Остальные трое рассмеялись – все знали, как достали командующего флотом всякие там романтики. Он считал, что в космос должны летать твердые профессионалы, знающие, что и когда нужно делать, и в каком случае. Но, что поделать, молодые – всегда романтики. Вот Александр Николаевич и выбивал из закончивших обучение молодых офицеров романтику любыми доступными способами. Порой весьма жестко.
– В конце концов, можно снизить возрастной ценз до семнадцати лет, – предложил Семко.
– Хотите, так снижайте! – раздраженно отмахнулся арт-адмирал. – Только не удивляйтесь, если смертельные случаи один за одним пойдут.
– Этот вопрос нужно тщательно обсудить, – поспешил успокоить его маршал, – а сейчас перейдем к повседневным вопросам.
* * *
Войдя в кабинет мужа, Велири огорченно покачала головой – опять не жалеет себя. Лартен спал, уронив голову на разложенные на столе документы и иногда подергиваясь во сне – ему явно снилось что-то не слишком приятное. Вздохнув, королева осторожно дотронулась до его плеча, и король тут же вскинулся.
– А? Что?
– Ничего, – улыбнулась Велири. – Просто ты снова заснул за столом. Пошли в спальню.
– Не могу, – потряс головой Лартен. – Еще много сделать надо.
– С тебя сейчас толку, как с козла молока, – возразила она. – Пока не отдохнешь, никаких дел!
– Хорошо, – сдался король. – Действительно устал, голова совсем не соображает. А ты?..
– Скоро и я пойду. Я аарн, мне меньше времени для сна нужно. Биред с Тиной прилетели, хотят обсудить что-то важное. Точнее, они не уверены, что это важно, поэтому хотели поговорить сначала со мной, а только затем выносить этот вопрос на обсуждение.
– Ладно, – Лартен потер кулаками глаза и, пошатываясь, встал.
Скептически посмотрев на сонного мужа, Велири поняла, что лучше проводить его до спальни, не то еще уляжется спать где-нибудь посреди коридора, как не раз уже случалось. Заработался, бедняга – кризис за кризисом идут, времени поесть не хватает, не то, что поспать. Но такими темпами он быстро вскоре свалится вовсе. Поэтому надо запретить слугам будить короля, пусть хоть раз за декаду выспится как следует. Она решительно взяла Лартена за руку и попросила Улиарха, дварха дворца, открыть гиперпереход в спальню. Там ей с трудом удалось заставить мужа раздеться, он порывался рухнуть на кровать, как был.
Уснул Лартен мгновенно, и Велири некоторое время наблюдала за его беспокойным сном. Удивительный все же человек! Не зря она его полюбила. Есть за что. Сильный и одновременно беззащитный, ранимый, хотя скрывает это всеми силами, забывая, что для жены его душа – открытая книга. Она видела с каким трудом, с какими моральными терзаниями ему даются тяжелые решения, но, когда требовалось, Лартен принимал их. Правда, после подписания каждого смертного приговора он запирался в своем кабинете и сидел там, понурившись и глядя в стену. Хорошо хоть недолго. Сколько сил и времени он потратил, разрабатывая при помощи орденских социоматиков план необходимых первоначальных реформ. Правда, больше половины дел тянула на себе Велири, но старалась не выпячивать свою роль, чтобы не уязвить королевского достоинства мужа.
Одного внучке Равана сильно не хватало в Парге – возможности петь и сочинять песни. Для этого четверым музыкантам «Масок» нужно было собраться вместе, а это редко когда удавалось. Она сама – королева Парга. Рави с Ланикой – великие князь и княгиня Кэ-Эль-Энах. Терис – император Сторна. Правителям нельзя бросать свои страны на произвол судьбы даже ради любимого дела, иначе они не правители, а Проклятый знает кто.
Переместившись в небольшую гостиную, где ее дожидались Тина с Биредом, Велири улыбнулась им, послав приветственный эмообраз – такие же аарн, как и она сама, можно говорить привычным с детства способом. Эмообразы ведь куда богаче слов, одним можно передать столько оттенков и смыслов, что слов для этого понадобилось бы несколько сотен. Ответная волна эмообразов заставила ее насторожиться – гости были чем-то взволнованы.
– Что-то случилось? – поинтересовалась Велири.
