Только постепенно и очень бережно, с величайшими предосторожностями, собрав все свое мужество и поступившись своей гордостью, черпая силу для преодоления испытаний во взаимной глубокой любви, им удалось залечить мучительные раны, нанесенные друг другу в те трагические минуты.
Можно представить, как должны были растравить эти слова Амбруазины совсем еще свежую рану на сердце Пейрака!..
Она почувствовала вдруг свое бессилие. Ей показалось, что она стоит перед катастрофой, которую нечего и пытаться предупредить или остановить, что все потеряно и остается лишь смириться и бежать закрыв глаза.
И в этот момент Амбруазина, разразившись дикими проклятиями, странным образом вернула ей уверенность. Растерянность Анжелики сменилась решимостью, а гнев против этой женщины охватил ее жарким пламенем.
— Довольно, — крикнула она, топнув ногой, и голос ее перекрыл вопли герцогини. — Вы отвратительны, вы просто гнусны! Замолчите! Мужчины, конечно, не ангелы, но именно такие, как вы, делают их пошлыми и глупыми. Замолчите! Я вам приказываю! Что до мужчин, они заслуживают уважения!
Они замолчали разом, как бы переводя дух перед новой схваткой.
— С вами действительно потеряешь голову, — сказала Амбруазина, пожирая собеседницу взглядом, словно перед ней было некое чудовище. — Я только что нанесла вам смертельный удар… И не вздумайте отрицать. Это было очевидно… Я показала вам, что ваша любовь, ваше божество, ваш идол не безгрешен… А вы находите возможным давать мне уроки… Чтобы защищать мужчин, всех мужчин… Черт возьми! Что за странная порода у этих людей?
— Это неважно… Я ненавижу несправедливость, и есть истины, которые я не позволю вам — как бы ни были вы умны, образованны и влиятельны — обливать грязью. В нашей жизни мужчина — это нечто очень важное, очень значительное. И если мы, женщины, не можем иногда постигнуть движение их мысли, следовать за ними — это еще не причина мстить им за наше ничтожество, принижая их, повергая их в рабство… Абигель говорила мне однажды нечто подобное…
— Абигель!
И снова герцогиня испустила крик, полный ненависти.
— Ах!.. Не упоминайте при мне это имя… Я ее ненавижу, эту лицемерную безбожницу! Я ее просто не выношу… Вы смотрите на нее с такой нежностью. Вы без конца с ней воркуете… Я как-то видела вас у нее через окно. Вы положили голову ей на плечо. Спали рядом с ней. Держали ни руках ее ребенка, покрывая его поцелуями…
— Тот крик в ночи.., это были вы…
— Как могла я выдержать такое зрелище и не умереть от горя… Вы были там, около нее, счастливая.., живая и счастливая.., а ведь она должна была умереть.., сто раз умереть…
Анжелика шагнула к герцогине. Казалось, сердце не выдержит переполнившего ее гнева.
— Вы пытались отравить ее? — сказала она вполголоса сквозь сжатые зубы. — ..Вы даже подготовили ее гибель при родах… Когда вы поняли, что их время приближается, что они должны произойти той ночью, вы пришли ко мне, чтобы подсыпать снотворное в мой кофе… Его выпила мадам Каррер.., случайно… Иначе я проспала бы всю ночь, а вы прекрасно знали, что без моей помощи Абигель могла бы умереть.., вы допьяна напоили старую индианку, чтобы она не смогла позаботиться о роженице… Затем вы подлили отраву в приготовленный мной настой… Вы слышали, как я рекомендовала Абигель принимать его несколько раз в день… Вы пришли после обеда вместе с другими посетителями, чтобы исполнить ваш гнусный замысел… По счастью, Лорье закрыл своей корзинкой сосуд, Северина о нем забыла, а вечером я выплеснула микстуру в окно… Ее попробовал поросенок Бертильи и тут же подох…
Анжелика была настолько потрясена, что у нее не хватало слов.
— Вы хотели, чтобы я своими руками убила Абигель!..
— Вы любили ее, — повторила Амбруазина, — и не любили меня… Вас влекло ко многим, но только не ко мне; Абигель, дети, ваш котенок.
— Мой котенок… Так это вы… Вы били и мучили его… О, теперь я понимаю… Это вас он заметил в темноте, и от ужаса у него шерсть встала дыбом.
Анжелика нагнулась к Амбруазине, и глаза ее гневно блеснули:
— Вы хотели и его загубить… Но он вовремя вырвался.., из ваших когтей…
— Вы сами в этом виноваты… — герцогиня попыталась прикинуться невинной девочкой. — ..Вы делали все возможное, чтобы так и случилось… Вот если б вы меня любили…
— Ну как вы можете желать, чтобы вас хоть чуть-чуть любили, — воскликнула Анжелика, вне себя от гнева схватив герцогиню за волосы, и грубо тряхнув ее. — Ведь вы чудовище!..
Ее охватила такая ярость, что она, казалось, могла бы оторвать голову ненавистной герцогине. И вдруг, взглянув в лицо Амбруазине, она заметила по его выражению, что насилие доставляет той лишь удовольствие.
Анжелика резко оттолкнула ее от себя, и герцогиня почти упала на глинобитный пол. Как и в ту ночь в Порт-Руаяле, когда она лежала обнаженная на своем алом плаще, лицо ее с полузакрытыми глазами было озарено светом какого-то странного наслаждения.
— Да, — пробормотала она, — убейте меня. Убейте меня, моя любимая…
Анжелика, расстроенная и растерянная, заметалась по комнате.
— Святой воды! Подайте мне святой воды! — крикнула она. — Ради Бога, святой воды! Я понимаю, что с такими исчадиями ада нужны и кропила, и заклинания…
При этих словах Амбруазина громко расхохоталась. Она смеялась до слез…
— Ах, вы самая удивительная женщина из тех, что мне приходилось встречать, — выпалила она наконец. — Самая дивная.., самая неожиданная… Святой воды!.. Это замечательно!.. Вы поистине неотразимы, Анжелика, любовь моя!..
Выговорившись, она встала, посмотрела на себя в небольшое зеркало, стоявшее на столе, облизнула пальцы и поправила ими свои тонкие брови.
— ..Да, это правда, я посмеялась с вами, как давно уже ни с кем не смеялась… Вам удалось меня развеселить… О, эти дни в Голдсборо.., ваше общество, ваши смены настроения, полные фантазии… Любовь моя, мы созданы друг для друга..» Если б вы захотели…
— Довольно! — крикнула Анжелика и бросилась вон из дома.
Она бежала как безумная, спотыкаясь на каменистой дорожке.
— Что с вами, мадам? — бросились ей навстречу королевские невесты, перепуганные дикими криками, которые неслись из дома, где схватились две женщины.
— Где Пиксарет? — бросила им Анжелика, переводя чихание.
— Ваш дикарь?
— Да! Где он? Пиксарет! Пиксарет!
— Здесь я, моя пленница, — послышался голос Пиксарета, вынырнувшего невесть откуда. — Что ты хочешь?
Она взглянула на него растерянно, так как от волнения забыла, зачем его звала. А он смотрел на нее с высоты своего огромного роста, и на его лице цвета обожженной глины, словно кусочки агата, блестели живые черные глаза.
— Пойдем со мной в лес, — сказала она на языке абенаков, — побродим лесными тропами… Там, в святилище Великого Духа.., затихают все боли…
