Анжелика ощущала, что души их еще истерзаны, однако в эту летнюю пору надо было слишком многое успеть сделать. Ну что ж, все несущественное мало-помалу отступит, и позже то незабываемое, что возникло в их любви в эти бурные дни, придет к ним во всем своем богатстве, во всех своих красках, неразличимых сегодня, в повседневной сутолоке. А сейчас они должны держаться стойко, не сгибаясь, ибо несут груз ответственности слишком тяжелый, чтобы позволить себе столь необходимую им передышку. Еще совсем немного — и они вернутся в Вапассу, «домой», — поправилась она, чтобы придать себе твердости. Лишь бы Жоффрей отказался от мысли, казавшейся ей столь опасной, — отправиться в Квебек, — Я охотно отвечу на первый вопрос, — сказал Пейрак, — но мне бы хотелось, чтобы это сделал вместо меня кто-нибудь из вас. Я обещаю награду тому, кто доберется до истины, призвав на помощь рассуждение и наблюдательность. , — Итак, господа, все вы сроднились с морем и за время ваших странствий почерпнули немало сведений. Поройтесь же в памяти, сделайте выводы из вашего опыта, и вы незамедлительно, я в этом уверен, подойдете к научному и математически выверенному ответу на вопрос — что же вызывает приливы на нашем земном шаре. В ответ кто-то переглянулся, кто-то стал шептаться в сторонке, кто-то погрузился в глубокие размышления.
— Я вижу, Жан поднимает глаза к небу, — заметил граф. — Горячо, мой мальчик.
— Следует ли искать тайну приливов в звездах? — спросил Жан.
— Конечно же. Во всяком случае, в светилах, — послышался вдруг голос.
— Ибо приливы вызваны притяжением Луны.
Глава 15
Это был женский голос. Все взоры обратились в сторону, откуда он прозвучал.
Герцогиня де Модрибур, стоявшая рядом с Анжеликой, мужественно выдержала взгляды, в которых смешались удивление, может быть, даже ирония, и неодобрение. Она подняла свою грациозную головку, и в ее легкой улыбке, обращенной ко всем мужчинам, пристально смотревшим на нее, читался вызов.
На секунду воцарилось изумленное и даже, пожалуй, возмущенное молчание. Все ждали приговора.
Пейрак сделал несколько шагов по направлению к герцогине.
— Вы выиграли, сударыня, — Пейрак поклонился ей, — и знайте же, что Голдсборо почитает за честь принимать в своих стенах, если мне будет позволено так выразиться, одну из учениц великого астронома Гассенди, француза, который впервые в мире вычислил во Французской Гвиане длину земного меридиана.
— Луна, да при чем тут Луна? — воскликнул губернатор Акадии.
Похожий на оторопевшего Пьеро, он добавил:
— Во-первых, приливы бывают и днем, и ночью.
— Вы поражаете меня, мой друг, — отвечал ему Пейрак. — Подумайте: ведь наша Земля — такая же планета, как и все другие, и для нее Луна, равно как и Солнце, впрочем, остается на своем месте и днем, и ночью.
— А что это значит — притяжение? — заинтересовался квартирмейстер Ванно.
— Видели ли вы когда-нибудь, как магнит притягивает иголки? — пояснила госпожа де Модрибур. — В определенные часы Луна производит то же самое с нами.
Каждый понял этот простой образ, и вновь наступило удивленное молчание, на сей раз менее недоверчивое.
Многие смотрели вверх. Виль д'Авре как раз увидел в наступающих сумерках бледный полумесяц на перламутровом, уже слегка окрашенном золотом небе.
— А, так вот что ты с нами делаешь, плутовка, — обратился он к Луне.
— И ведь правда, Бержерак, тот ученый, что сочинял стихи и протыкал шпагой всякого, кто смеялся над его слишком длинным носом, действительно говорил нечто подобное в прошлом веке, но я считал, что этот гасконец — сумасшедший, как и все гасконцы, — продолжал он жизнерадостно, подхватывая под руки де Пейрака и Сен-Кастина. — А теперь мне хотелось бы знать, почему в некоторые часы, к тому же в разные, эта кокетка нас притягивает, а в другие — оставляет нас в покое.
Жоффрей де Пейрак поклонился Амбруазине де Модрибур.
— Предоставляю честь ответа вам, сударыня.
— Вы могли бы объяснить это не хуже меня, граф, — улыбнулась она чуть кокетливо, — или это экзамен?
Он отрицательно качнул головой. Его темный, внимательный взгляд впился в лицо Амбруазины де Модрибур.
И тут Анжелика ощутила неизъяснимую муку, показавшуюся ей почти физической, словно сердце ее внезапно сжалось, сдавленное чьим-то мощным кулаком.
Это была глубокая, скрытая, пугающая боль, и исток ее был ей неведом; Анжелика на миг словно окаменела, прежде чем смогла осмыслить, откуда исходит удар. То был взгляд Пейрака. Тогда она поняла: его взгляд, который она видела сейчас, принадлежал лишь ей, ей, Анжелике, его любимой, его супруге.
И вот он устремил его на это лицо, обретшее в перламутровом свете угасающего дня прозрачность алебастра, на лицо, где блестел в огромных темных глазах яркий пламень ума. Жоффрей по-прежнему слегка улыбался, но никто бы не смог прочесть в этой полуулыбке его настоящих мыслей.
— Экзамен? О нет, сударыня, — заверил он. — Но мне слишком часто доводится читать проповеди. Я бы с удовольствием побыл несколько мгновений вашим учеником.
Герцогиня расхохоталась почти по-детски, и в знак несогласия тряхнула головой, отчего всколыхнулись ее пышные, лежащие по плечам черные волосы.
— Глупости! Я уверена, что ВАС мне учить нечему.
«Но.., они же кокетничают друг с другом!» — подумала Анжелика в ужасе. И действительно, какой-то панический страх пригвоздил ее к месту — а они продолжали обмениваться репликами, и она различала, словно издали, как в каком-то кошмаре, глухой голос мужа и колдовской голос Амбруазины, ее грудной смех. — Граф, вы расставляете мне ловушки!.. Не станете же вы меня уверять, что такой прославленный ученый, как вы, не знает причину, по которой прилив происходит не совсем в тот час, когда луна находится в зените, но с некоторым сдвигом во времени…
— Это, к несчастью, правда. Я еще не мог исчислить математическую причину этого явления.
— Вы смеетесь надо мной…
— Да нет же! Скорее уж вы будете вправе смеяться… Но это пустяковое унижение… Легко простить себе незнание, когда обладаешь привилегией быть учеником столь красивой женщины… Итак, мы слушаем магистра наук…
— Постойте!
Постойте! — закричал Виль д'Авре. — Я тоже хочу понять! Начнем с самого начала. Каким образом лунное притяжение, если допустить, что таковое имеется, вызывает приливы?.. Слушай хорошенько, Александр!
— Да я знаю все это, — проворчал юноша. Амбруазина живо повернулась к подростку с выражением лица одновременно вопрошающим и повелительным. У того хватило ума пойти на попятную.
— Я хочу сказать, что отец де Мобеж, в Квебеке, мне об этом уже говорил, но я не обратил внимания.
— Отец де Мобеж?
Амбруазину, по-видимому, это сильно заинтересовало.
