Такую дьявольскую операцию, в которой было предусмотрено все до мельчайших деталей, мог замыслить только человек с коварным умом, осведомленный об их быте, привычках, характерах и особенностях. Эта интрига, очевидно, была нацелена на то, чтобы вовлечь всех троих в неминуемую трагедию и, возможно, уничтожить. Думая об этом, Анжелика всякий раз содрогалась. Нет, ей нельзя самообольщаться. Все это было отнюдь не цепью случайных неприятных совпадений, в чем ей хотелось иногда себя убедить.
За всем этим кто-то стоял. И он мстил им. Но кто мог до такой степени их ненавидеть? Неужели кто-то питал такую ненависть к Пейраку, что решился отнять у него жену.., заставить его пойти на убийство… Или это месть Анжелике? Неужели она кого-то обидела так сильно, что этот человек пошел на подобную подлость? Она подумала о Кловисе, который внезапно исчез.
Она знала, зачем Жоффрей поручил Кантору привезти Кловиса: расспросив его, Жоффрей надеялся узнать, откуда взялся фальшивый приказ, из-за которого Анжелика отправилась в английскую деревню, прямо в ловушку канадцев. Кантор получил его от Мопертюи. Но тот уже был в Канаде.
Тогда, в Хоусноке, желая установить истину, Пейрак разговаривал со всеми людьми Мопертюи, кроме Кловиса. Но тот исчез.
Какое-то время Анжелике казалось, что она ухватила верную нить, но, поразмыслив, она поняла, что это не так.
Она не могла представить себе, чтобы этот бедный угольщик был способен на столь тонкие психологические опыты. Хотя никогда нельзя знать наверняка, чего можно ждать от этих скрытных, незамысловатых людей, когда у них появляется какая-то цель. Тогда их хватка может уподобиться бульдожьей. Но в любом случае, если бы Кловису вздумалось бродить здесь в округе, его бы немедленно узнали и привели к графу де Пейраку.
Оставалось выяснить, откуда взялось снотворное в кофе, ибо не было никаких сомнений: именно от кофе, который пили только госпожа де Модрибур и госпожа Каррер, обе женщины погрузились в столь долгий сон.
Анжелика стала разглядывать порошок жареного кофе, который у нее еще оставался. Он был обычным на вид и имел восхитительный аромат. Если бы здесь был Жоффрей, он бы исследовал его и обнаружил примесь.
Она подумала, не спросить ли на сей счет мнение торговца пряностями. Быть может, со своим тонким обонянием и знанием колониальных товаров он смог бы определить, что содержит кофейный порошок… Но Анжелика решила не вмешивать в свои дела этого пирата, который даже не жил в Голдсборо. Не желая подвергать кого-либо опасности, — отравиться мог тот же котенок, который без конца нюхал кофе, — Анжелика не без сожаления решила избавиться от порошка.
Она собственноручно высыпала в море содержимое коробки и вернулась домой в сопровождении котенка, не отстававшего от нее ни на шаг.
Какое счастье, что с ней был этот малыш! Как ни мал был котенок, он успокаивал ее страхи. Анжелика взяла его на руки, прижала к себе и стала ласкать, глядя в окно на ночной Голдсборо и далекие вспышки молний.
Глава 9
Наступивший день был жарким и безветренным. Море было неподвижно, над лесом и над берегом поднималась белесая дымка. Солнце просвечивало через нее как сквозь прозрачный фарфор.
Рано утром, пока Амбруазина де Модрибур еще спала, Анжелика отнесла Абигель обещанный настой. Она заставила подругу выпить чашку и поставила кувшинчик на очаг, возле углей. В течение дня нужно было выпить две-три чашки, и Анжелика пообещала вернуться после обеда. Малышка Элизабет была очаровательна и, кажется, уже умела улыбаться. Во всяком случае Северина была в этом убеждена.
Анжелика отправилась к герцогине. Амбруазина стояла у порога своего дома и глядела на море.
— Не хотите ли прогуляться со мной? Я хочу поискать аметисты и агаты для моей маленькой дочки Онорины. Говорят, на здешних пляжах можно найти очень красивые камни.
Она держала в руках корзину — в ней были кукурузные лепешки и бутылка приготовленного ею напитка.
Они нашли несколько камней и много раковин. Анжелика говорила об Онорине — ей обязательно придутся по вкусу эти находки. Вскоре женщины почувствовали сильную жажду и присели отдохнуть.
— Я делаю этот напиток из красного сумаха, — пояснила Анжелика. — Белый сумах ядовит. Он убивает даже дуб и тис, которые растут в здешних местах. Зато, если смешать ягоды красного сумаха с забродившим кленовым сахаром, получается восхитительный напиток.
Анжелика поставила бутыль в расщелину скалы, и они стали терпеливо ждать, когда питье станет холодным, чтобы как следует им насладиться.
Амбруазина по-детски удовлетворенно вздохнула, растянулась на песке и положила голову на колени Анжелике.
— А если это был белый сумах? Тогда мы умрем?
— Нет, не бойтесь.
— Яд… — мечтательно произнесла герцогиня, словно погрузившись в раздумье. — Яд.., это слово долгие годы не покидало мои мысли. Отравить.., его, это чудовище.., вы понимаете, отравить его!.. Я так хотела, чтобы у меня достало сил совершить это. Я ни о чем ином думать не могла, моим единственным утешением было представлять, как он умрет от моей руки… Но мне так и не удалось осуществить свои планы. Я боялась ада… И вот он умер.., от старости, излишеств… А я принимаю свое наказание за эти греховные мысли, нигде не находя покоя, даже в молитве, даже в покаянии…
— Почему вы больше не вышли замуж? Не сомневаюсь, у вас не было недостатка в самых лестных предложениях. Амбруазина резко выпрямилась.
— Мне выйти замуж?! Как вы можете задавать такие вопросы?! Ах, как жестоки счастливые женщины в своем неведении. Выйти замуж?! Чтобы снова стать добычей мужчины? Нет, я никогда не смогу… Я заболеваю от одной мысли о том, что до меня будет дотрагиваться какой-то мужчина!
Амбруазина склонила голову, и водопад волос наполовину скрыл ее тонкий профиль танагрской статуэтки. Ее щеки окрасились румянцем волнения, на обнаженную руку лег золотистый отблеск солнца. Амбруазина медленно, меланхолично провела пальцем по своей руке.
— И ведь я красива.., разве не так? Кто же излечит меня от ужасной болезни: боязни любви…
Не было светской маски, пропали манеры, что так тщательно вырабатывались для жизни при дворе и в ученом кругу.
Непросто излечить такую болезнь. И как помочь этой бесцельно мятущейся натуре, как вернуть ее покалеченную женственность? В этом мог бы помочь священник, но перед священником Амбруазина по давно приобретенной привычке играла свою обычную роль и не показывала истинного лица.
Анжелике казалось, что только ей Амбруазина раскрыла свои глубокие душевные раны.
Она что-то долго говорила герцогине, стараясь вселить в нее вкус и доверие к жизни, пробудить ее интерес к высоким целям, и в конце концов напомнила о милосердии Божием, о его любви ко всем земным созданиям. Амбруазина молчала и, казалось, не слушала, но вскоре у Анжелики появилось ощущение, что ей удалось немного ее утешить.
