– Есть, сэр.
53
Хауэр с Шарлоттой провели в загородном доме Бармелотти уже два дня. Все это время Кассель работала над своей «убойной сенсацией», запершись в комнате и монтируя отдельные фрагменты на ноутбуке. Эндрю еще пару раз приходилось повторять свою историю уже как интервью, отвечая на вопросы журналистки. Она все делала так, чтобы материал смотрелся впечатляюще.
– Он должен стать убойным, – говорила она о репортаже, – пробирать до мозга и костей…
«Вот только для кого он будет убойным? И в каком смысле?», – думал Хауэр. Однажды вечером он прямо так и сказал ей.
– Вы что-то нервничаете, генерал?…
– Простите, но вам не кажется, что мы несколько засиделись на одном месте?
– Вы об этом…
– Да. Не пора ли сменить диспозицию?
– Я уже все продумала, дорогой генерал. Завтра мы сменим местопребывание. К тому же репортаж уже готов, и его можно пускать в эфир.
– И как вы намерены это сделать? Неужели КЕК даст вам второй шанс?
– Это вряд ли… Но есть пиратские станции. Мы будем вещать через них в Сеть. Как бы КЕК ни был могуществен, а взять Сеть под полный контроль им не под силу.
– А что потом?
– Потом… Потом одно из двух, – печально вздохнула Кассель. – Либо нас все равно заливают бетоном, либо мы можем смело выходить на улицу, никого и ничего не опасаясь.
– Еще один вопрос… Что еще за пиратская станция, через которую вы хотите вещать?
– А то и значит, что пиратская. Завтра нас подберет мой знакомый пират…
– У вас и пираты знакомые есть?! – в конец обалдел Эндрю.
– Есть. И пара сенаторов… Так вот, нас подберет пират, отвезет в свое пиратское логово, и оттуда мы произведем передачу.
– Есть одна маленькая загвоздка, – вымученно улыбнулся генерал Хауэр.
– Какая? – удивилась Шарлотта.
– Вы, кажется, забыли, кто я такой.
– А кто вы такой? – тупо переспросила она.
– Я генерал Флота, мэм! Любой пират будет счастлив отвинтить мне голову! Вы, может, не знали, но я за свою карьеру уничтожил несколько пиратских катеров! И у них на меня большой-большой и очень острый зуб!
– Хм-м… действительно. Но мы что-нибудь придумаем. В конце концов, вы тоже стали изгоем и врагом власти, а они, насколько я знаю, исповедуют принцип: враг моего врага – мой друг.
– Ладно, будем надеяться, что вы правы, – пробурчал Эндрю.
Весь оставшийся день Эндрю Хауэр не находил себе места. Свое раздражение он несколько раз срывал на слугах, после чего приходилось извиняться, а это тоже не добавляло хорошего настроения. Он считал, что они должны были исчезнуть отсюда еще вчера, перебравшись в место попроще. Его немного успокаивало лишь то, что они собирались сделать это завтра, сбежав с самой планеты, а не просто переехав на новое место.
Наступил вечер, и генерал отправился спать, но перенапряжение последних дней сделало свое дело и уснуть полноценным сном ему никак не удавалось. Он долго ворочался в постели, но стоило ему закрыть глаза, как снился кошмар. Причем один и тот же: его крейсер торпедирует неизвестный корабль с плавными очертаниями корпуса. Но в тот момент, когда корабль начинал сотрясаться от взрыва, генерал просыпался, подпрыгнув на кровати. После таких картинок сон словно ветром сдувало, и он снова начинал вертеться с боку на бок.
Дверь в спальню отворилась, и на пол лег клин тусклого света. Эндрю весь подобрался и сжал под подушкой кухонный нож, который он украл в каком-то бредовом порыве, так он чувствовал себя хоть немного защищенным. Но в следующий миг рука разжала рукоять ножа. В проеме сначала появилась грудь, которую ни с какой другой спутать было нельзя, а потом и сама Шарлотта. Войдя, она закрыла за собой дверь и подошла к нему.
– Что вы здесь делаете? – спросил Хауэр, хотя и догадывался, зачем она сюда пришла.
Она чувствовала необыкновенное возбуждение от проделанной работы, от причастности к тайне, которую знают лишь посвященные, к которым она не относится. Это возбуждение нужно было снять, и Шарлотта не придумала ничего лучше, как заняться любовью. Слуги для этого не подходили… Ее ангел-хранитель Жак тоже. Оставался лишь тот, кто и был первопричиной всех событий.
Признаться, он сам, наверное, как и любой мужчина, тайно ее желал, несмотря на все перипетии, но все же не собирался заходить так далеко.
– Не спалось…
– Понимаю, мне тоже.
– Может быть, вдвоем у нас это получится гораздо лучше?
– Не думаю…
Эндрю включил ночник, стоявший на тумбочке рядом с кроватью. Последние слова дались ему с трудом. Ночнушка на Шарлотте была чисто символической и просвечивала насквозь, так что все прелести журналистки оставались отлично видны, даже кружевные трусики не спасали положение.
Хауэру пришлось под одеялом поднять ноги в коленях, чтобы не было видно его «предателя». Его обуревало желание, которое возникало у любого мужчины при виде такой женщины, как Кассель.
Кассель как профессиональная обольстительница поняла его состояние правильно и продолжила наступление. Еще немного, и она уже, как дикая кошка, осторожно переступала по широкой кровати на четвереньках и разве что не мурлыкала, подбираясь к своей жертве все ближе и ближе, дурманя своими формами.
«Вот так и теряют головы… ее жертвы, – подумал он, не в силах отвести от Шарлотты взгляд, переводя его с глаз журналистки на ее уже почти вывалившуюся грудь. – А потом не знают, что делать».
Теперь он отлично понимал тех, кого она соблазнила. Против такого женского оружия трудно устоять. Невозможно…
– Вообще-то я женат, – скорее для самого себя, как заклинание, произнес Эндрю, отстраняясь назад, хотя все существо так и рвалось вперед.
– Для тебя это так важно?…
– Д-да… Наверное, это трудно понять, но я люблю свою жену… И если нам все же удастся выжить, я не собираюсь отводить от нее глаза, как нашкодивший школяр…
– Второй раз я себя не предложу, – сказала Кассель, нависнув над Хауэром и коснувшись его грудью, от чего он дернулся, словно от удара электрического тока.
– Эт-то обнадеживает… – прохрипел пересохшим горлом Эндрю. – Потому что во второй раз я вряд ли устою…
54
В первое мгновение, когда погас свет и включилась сирена, Эндрю ощутил лишь облегчение, ибо он чувствовал – еще немного, и он не выдержал бы этого сладкого запаха чистого тела Шарлотты и набросился бы на нее, как дикий зверь, рвя зубами ее ночную сорочку. И только лишь в следующий миг пришло осознание произошедшего и возникло чувство страха и обреченности.
– Что это? – спросила Шарлотта, так и застыв над Хауэром.